Лариса Васильева - Граф салюки
— Я еще не сказала, — начала Варя, заливаясь румянцем, — я, кажется, беременна.
— И сколько… уже? — Сергею вдруг стало трудно дышать.
— Так с Пасхи, — удивилась вопросу Варя.
У графа отлегло от сердца, а то он уж было, подумал, что она и впрямь куда-то уезжала. Он присел на ее кровать. Господи, у него будет ребенок!
— Ты уверена? Не могу представить тебя с большим животиком. Ты же сама еще дитя.
Не такое уж дитя, думала Варя, знал бы ты о той ночи с Алексеем, щеки ее тут же зарумянились. Граф подумал, от того что наклонялась за вещами. Когда они спустились вниз, там стоял Лев Абрамович, он пришел минут пять назад и, узнав о последних событиях, ожидал появления Вари и Сергея Ивановича. Кривая улыбка сожаления не сходила с его лица.
— Появился, значит. А я уж думал ты навсегда забыл сюда дорогу, — так приветствовал он Воронцова. — Здравствуйте, Варенька.
Варя смущенно кивнула ему.
— И, небось, рад был заменить меня? Не выйдет, брат, я же говорил тебе — планы у меня серьезные, — отвечал ему граф.
— Так ведь не было тебя сколько. Я уж решил, твои серьезные планы сильно переменились. Думал, как только приедешь, так и поговорим о твоих планах.
— Это было недоразумение, мы разобрались во всем. Через пару дней обвенчаемся. Приезжай к нам.
— Что же, Варенька, желаю вам счастья. А то подумайте еще разок: может со мной лучше остаться? Да вижу, вижу — никто кроме него не нужен. И чем это Сергей Иванович хорош, что так его быстро прощаете? Я бы вас и на неделю не бросил, а он не появлялся тут три месяца, — я бы такого ухажера и на порог не пустил, а вы уж и простила ему все, — то ли в шутку, то ли всерьез говорил Лев Абрамович.
— Левушка, благодари Бога за то, что я сегодня такой счастливый, а то бы дуэль. А ты же знаешь, как я стреляю.
— Ладно, ладно, не грози, я шучу. Видел: тебя ждала. Варю уж береги, раз тебе досталась.
— Варя, так тебе же надобно теперь наряды соответствующие заказывать, мы тебя обошьем, давай-ка мерки снимем, — Элен вспомнила о своем интересе.
— Измеряйте и шейте весь гардероб — все, что нужно, на ваше усмотрение. Задерживаться сейчас мы не будем, так что выбирайте сами все лучшее, — распорядился граф. — На примерку привезу Варю через неделю. А потом она сама добавит к заказам, чего захочет.
Варя и Воронцов распрощались со всеми. Им обоим сейчас хотелось скорей остаться вдвоем, наедине, смотреть и смотреть в глаза друг друга и видеть там любовь.
Что еще человеку нужно в жизни?! Чтобы на него вот так смотрели с любовью и преданностью, с терпением и готовностью простить любые обиды. Семен Семенович положил руку на голову Графа и погладил шелковистую шерсть. А тому достаточно и такой мимолетной ласки. Радостно завилял хвостом и тронул колено хозяина лапой, мол, давай еще, это так приятно. В последнее время Семен Семенович не расставался с Графом, тот ходил следом за ним и в поле, и по усадьбе, и даже в дом. Единственно, что ему не позволялось, — есть в доме. Потому во время трапезы хозяина пес запрыгивал на мягкую кушетку и лежал там, не сводя глаз со стола. Но стоило хозяину выйти из комнаты, как он бежал следом. Семен Семенович умилялся:
— Да там же лучше лежать, на мягкой кушетке! А здесь, в моем кабинете, нет такого места для тебя, глупыш, — лежал бы там, я прочту письма и вернусь.
Кукушкину иной раз казалось, что пес все понимает. Граф заменил ему семью и ребенка. Семен Семенович любил бродить с собакой по окрестностям, ему нравилось наблюдать, как Граф внезапно замечал дичь, как делал стойку, как преследовал ее. В такие минуты пес ничего, кроме дичи, не видел и не слышал, весь был поглощен преследованием. Истинный охотник.
Однажды испробовав крови своей жертвы, ему хотелось вновь и вновь ощущать ее соленый вкус. Уже никто его не заставлял, не направлял, но он продолжал свою охоту, для него это стало идеей фикс. Рука его зажила и действовала хорошо, нож, как всегда, остер. И он вновь стал посещал свой излюбленный чердак, свою лежку. Теперь ему и спать не хотелось, его охватил охотничий азарт, он следил и следил, ждал подходящего момента. Жорж отметил приезд графа. И увидел, как Варя вышла вместе с графом, тот держал саквояж. Следом показались Елена и Алексей. Неужели его дичь пытается скрыться? Вот это новость… Помнится, Вера говорила, если граф увезет Варю, то у него будет труднее ее достать. Жорж скользнул вниз по лестнице, выскочил на улицу. Уже из-за угла дома он наблюдал за прощанием Вари с Еленой Павловной, за ее и графа отъездом. Хорошо, что коляска ехала почти шагом — он успевал перебежками следовать за ней. На выезде из города ему попалась попутная телега — спросил мужика, куда тот едет, и подсел к нему. Он сел спиной вперед, чтобы Варя вдруг не узнала его, если оглянется. Сам лишь изредка оборачивался и проверял, здесь ли его дичь.
У Воронцова была открытая коляска. Пока они двигались по городу, он еще спокойно сидел рядом с Варей, лишь держал ее за руку да время от времени целовал эту ручку. Но вот коляска покатила средь полей, потом мимо рощи. Вокруг ни души, какая-то телега правда тащилась сзади с двумя сонными мужичками, но из нее ведь не видно, что происходит в высокой коляске. Тут графа стало невозможно остановить: ладно б целовал, но его руки стали словно вездесущими. Варя краснела и не успевала поправлять одежду. Она чувствовала, стоит ей на минуту расслабиться и он овладеет ею здесь же, в коляске. И к тому же ей самой так хотелось не бороться с ним, а наслаждаться его ласками.
— Может быть, пойдем погуляем по роще?
Но Варя представила, как кучер понимающе посмотрит на них. Ей было неловко. Тот хоть и не поворачивался, но явно все слышал. Она отказалась, покосившись на мужика. Наконец кучер сам не выдержал, сжалился над барином, решил ему помочь:
— Барин, лошади устали, напоить надо. Тут ручей, я сверну к нему.
— Давай.
Коляска свернула и остановилась в тени больших тополей. Сергей помог Варе выйти из коляски. Кучер взглянул на ее красное лицо и добавил:
— Барин, за кустами ложбинка есть славная, вы бы с барышней посидели там, пусть лошади свежей травы поедят, трава тут больно хорошая, полезная для лошадей. А у меня тут чистая попона лежит… Может, заснете, так я посторожу, чтобы никто не помешал. Как выспитесь, так и поедим дальше. Тут я буду сидеть, никуда с места не двинусь.
— Давай свою попону, — граф с благодарностью хлопнул Ваську по плечу, и тот молча развел руками: что, мол, не мужик я, что ли, не понимаю?
Он распряг лошадей и повел к ручью. Тихо бормоча себе под нос: «Вот, девка, что с барином сделала! Позапрошлым летом на этой ложбинке все бабы перебывали: как мимо едем так «стой» командует. Таких расфуфыренных водил туда, и без попонки, бывало, сам потом приказал, чтоб возил с собой, а теперь молчит, словно забыл и о полянке, и о попоне. Не сказал бы я, так и не взял. Ишь, жалеет ее, стеснительная какая… Ну, девка! Так барина перекроить! Дак ведь мужик он и есть мужик, как ему терпеть до дому… А там она скажет: «Слуг стесняюсь…» Нет, дорого яичко к праздничку, а попонка нужна, пока стоит, знамо, что… Что с того, что ехать осталось всего полчаса — это же начало Терсинского лесочка, оно как приспичит, так и минутку ждать невмоготу, а мне какая разница, где спать? Тут еще лучше, посплю в тени, никто не помешает, а дома бабы полежать не дадут: то им одно надо, а то другое что-то сделай. А дичи тут знатно бывает, и зачем только граф продал лесок Кукушкину? Эх, было бы ружьишко… Что и говорить, хозяин не охотник.
