Антонио Форчеллино - Червонное золото
Глядя на нее, дамы притихли. Ветер бил по скале, которая и без того уже была отшлифована настолько, что сливалась со стенами домов. Волосы женщин выбились из-под чепцов и хлестали их по лицам. Маргарита, пришедшая из мира, которого они не знали, в очередной раз оказалась проницательнее.
— Конечно, — сказала Виттория, — Маргарита права. Да еще эти церковные обряды, эти облатки во рту у Бальони…
— Какие облатки? — спросила Рената.
— Во рту у Бальони нашли облатки, разве я вам не говорила? А вы об этом знали, Маргарита?
Девушка сорвала красный лист смоковницы, огромный, как испанский веер, и старательно вплетала его в косу, стягивавшую часть золотых волос. Не оставляя своего занятия, она ответила:
— Да, Алессандро мне рассказал об этом.
Виттория продолжила размышлять вслух:
— И голова графа, подвешенная к стреле святого Себастьяна, воина, которого замучили собратья по оружию… Все это похоже на послания тому, кто должен их прочесть.
— Самым разумным для нас будет держаться от этого как можно дальше, — сказала Элеонора, на которую внезапно напало беспокойство, заставившее ее потерять свой вошедший в пословицу самоконтроль. — Не желаю дальше находиться рядом с Фарнезе! Они такое же проклятие Италии, каким были Борджа. Лучше всего нам будет разъехаться отсюда, и как можно скорее. И тебе, Рената, и тебе, Маргарита. Будет лучше, если на север вы поедете сами. Рената, не позволяй Маргарите появиться в Парме раньше, чем туда приедет Алессандро, ни под каким видом не давай ей оставаться один на один с Пьерлуиджи без присутствия его сына. Я поеду в Перуджу, Виттория вернется в Рим вместе с Джулией, а вам надо либо задержаться, либо поторопиться, но не оставаться поблизости от Пьерлуиджи. Можете отправиться со мной в Урбино, потом в Венецию, а оттуда подняться вверх по реке По на герцогских кораблях. Это будет самая надежная дорога. Лучше держаться подальше от этой семейки. Я не удивлюсь, если убийц наняла жена Оттавио Маргарита. Она так злопамятна и так ненавидит Пьерлуиджи, что способна на все.
— А если это Карафа?
Рената не дала ей продолжить:
— Джулия, ты помешана на Карафе и видишь в нем воплощение всех бед! Когда ты о нем говоришь, ты даже дышать спокойно не можешь.
— Это не помешательство, это, наоборот, ясность ума. Я уверена, что Карафа и весь трибунал инквизиции заинтересованы в смерти сына Папы. Все его зверства — лучшая пропаганда в пользу лютеран. Достаточно изложить жизнь Пьерлуиджи Фарнезе — и Римская церковь будет дискредитирована без всякой возможности оправдаться, а с ней вместе и вся Италия, за то, что породила такого монстра. Карафа же способен на любое преступление. Он фанатик и уверен, что Бог простит ему даже самое жестокое деяние, лишь бы оно приближало к цели. Я слышала, как он разговаривал с вице-королем Неаполя на крестинах. Увидев, что я прохожу мимо, он нарочно стал скандировать слова и сказал, что сам принес бы хворосту в костер собственному отцу, если бы посчитал его еретиком. Он способен на все, даже на провокацию святотатства, и к тому же Пьерлуиджи явно стоит на пути закрепления позиций контрреформы. Едва Павел Третий даровал ему герцогство Пармы и Пьяченцы, как Лютер, словно только того и ждал, тут же разразился одной из своих ядовитых брошюрок, которые уже гуляют по Европе. Когда еще представится такая возможность обвинить курию в насилии над христианством и в торговле троном святого Петра?
Рената еле слышно прошептала:
— А разве он не прав?
Джулия подалась вперед и приблизила лицо к Виттории, чтобы придать убедительности словам, которые хотела бы прокричать, но, как всегда, вынуждена была произнести шепотом. Виттория пристально глядела перед собой, никак не давая понять, согласна она с гипотезой Джулии или нет. Когда та произносила речи в защиту общего дела, Виттория старалась унять ее неосмотрительную страстность, которую считала врагом всякого важного начинания.
— В этой брошюре он разоблачает Карафу и пишет, что верный и преданный слуга Христов не воспротивился передаче герцогства папскому бастарду. Какова может быть искренность веры кардинала, торгующего собой в конклаве? Он ни в чем не противоречит понтифику, потому что хочет иметь свободу действий в инквизиции. Так почему бы ему не дискредитировать семейство Фарнезе?
Виттория повернулась к ней, не скрывая гримасы жалости:
— Потому что если падет Павел Третий, то Папой станет наш святейший Поул и Карафе придет конец. Ему тоже выгодно поддерживать Фарнезе, по крайней мере до тех пор, пока не удастся изменить равновесие в конклаве. Или пока он не соберет достаточно доказательств, чтобы обвинить Поула в ереси.
Виттория на мгновение замолчала, словно осмысливая только что произнесенные слова, потом устало, с болью подвела итог:
— Впрочем, все, может быть, обстоит совсем не так, как кажется.
Рената, без особой убежденности, снова предложила гипотезу измены местных баронов:
— Для дворян герцогства Пьерлуиджи — как в горле кость, и они были бы не прочь убрать его с дороги. Но невозможно предположить, что они так хорошо организованы, чтобы беспрепятственно проникнуть в дом Фарнезе и совершить убийство.
Маргарита, которая хуже всех разбиралась в политических и религиозных интригах, осторожно вступила в разговор, боясь показаться бестактной:
— Я все-таки думаю, что это была месть. Я слышала столько плохого о Пьерлуиджи Фарнезе, что, наверное, нашлось бы немало охотников подвесить и его голову на верхушке собора Орвьето.
И сразу повернулась лицом к горам, которые наконец очистились от тумана.
— Их много, и они хорошо организованы, — сказала Виттория.
И снова стало слышно, как шумит ветер, долетавший с обрыва через парапет. Маргарита и Джулия схватились за голову, стараясь спасти прически от ветра, и глаза их встретились.
С каменной стены свешивался в пустоту куст земляничного дерева в цвету: яркие гроздья желтых и красных мохнатых ягод делили ветви с полупрозрачными колокольчиками, с которых сыпалась пыльца. На кусте созревали одновременно и семена, и плоды. Яркие листья с зубчатыми краями, казалось, светились от счастья, демонстрируя изобилие. Маргарита вытащила из рукава платочек и начала одну за другой собирать красные ягоды, стараясь не раздавить их пальцами. Набрав полную горсть, она протянула их подругам, которые удивленно отпрянули:
— Маргарита, ты что, хочешь нас отравить?
Не отвечая, Маргарита с явным удовольствием отправила одну ягоду в рот.
— Но ведь они ядовитые!
— Кто вам это сказал?
— Не знаю, так считается.
