Патриция Кемден - Обещай мне чудо
– Полковник, наше… положение… и без того достаточно сложное, мне не следовало усугублять его своей ночной болтовней. Я давно так много не говорила, с тех пор, как потеряла своего друга несколько лет назад. – Боль сжала ей сердце. Все эти годы она почти ежедневно испытывала тоску по Халле, но не осознавала, до какой степени ей не хватало подруги.
Он подъехал и положил ладонь на ее руку, сжимавшую поводья.
– Возможно, именно это и приходит к тебе, Катарина. Дружба.
Его слова поразили Катарину, и ее чувства словно передались коню, заставив его броситься в сторону от Александра.
– Дружба? – эхом отозвалась она. – Между нами? Это невозможно.
– Ты уверена в этом, Катарина?
Охваченная ужасом, она вцепилась в поводья, чтобы вернуть контроль над конем.
– Полковник фон Леве, – враждебно бросила она. – Я никогда в жизни не была в чем-либо более уверена.
Она потянула за поводья, направляя коня вправо по тропе, ведущей к главной дороге.
Они быстро и молча двигались по дороге в Таузендбург. Александр предоставил возможность Катарине задавать темп, но время от времени он внимательно всматривался в ее сосредоточенное лицо, когда она, приникнув к шее своего коня, пускала его галопом.
Он вспоминал рассказ Катарины о ее приезде в Леве. Если бы только он не покинул дом в тот день, семнадцать лет назад, то был бы там в момент ее приезда, увидел бы, как она растет и превращается из неуклюжей девчонки в прекрасную, соблазнительную женщину. И находился бы рядом с отцом, когда тому понадобилась помощь его сына-солдата. Александр попытался стряхнуть с себя меланхолию. Каким бы ошибочным ни было прошлое, оно миновало. А будущее наступит без него. У него есть только настоящее. Он пригнулся ниже к шее лошади. Есть только настоящее, с его тайнами, планами и топотом копыт.
Вскоре после того, как солнце достигло зенита, они остановились на ферме, стоящей неподалеку от дороги. Судя по виду отремонтированного домика в одну комнату и аккуратных полей с собранной в снопы пшеницей, было ясно, что хозяин процветает.
Фермер встретил их недоверчиво, но когда узнал Катарину, то на смену настороженности пришла широкая доброжелательная улыбка. Его жена выбежала, желая подкрепить делом радушный прием мужа, и вскоре они вынуждены были отведать разнообразные угощения. А то, что не смогли съесть, было тщательно завернуто и вручено им с множеством поклонов и реверансов, словно то была дань своему сеньору и его супруге.
Когда же им удалось наконец освободиться от чрезмерного гостеприимства и восхвалений достоинств мадам фон Леве, после настоятельной просьбы хозяев остановиться у них же на обратном пути Александр сам задал темп лошадям, пустив их еще быстрее, чем Катарина.
В полдень они сделали остановку у северного входа в долину Карабас, чтобы напоить лошадей. Запыхавшаяся Катарина спешилась и немного поводила коня, прежде чем подвести его к речушке. Меньше чем через месяц небольшой поток превратится в тоненькую струйку, когда зимний холод заморозит исток реки, находящийся высоко в горах. Даже теперь, поздней осенью, Катарина по-прежнему находила красоту в раскинувшихся ветвях бука и дуба. Но сейчас ее внимание привлек не пейзаж.
– Ты собираешься разрушить жизни этих людей, – сказала она Александру, – и никакая, даже самая быстрая езда не сможет заслонить собой чувство вины.
Она увидела, как напряглись его плечи под курткой из буйволовой кожи.
– Ты знаешь это по опыту, Катарина?
Она на мгновение задохнулась, встретив неожиданный отпор.
– Подумай о том, что ты намерен совершить!
– Подумай сама, – проворчал он, затем опустился на колени и напился воды из пригоршни. – Ты знаешь, что фон Меклен сделает с этой долиной, если не обуздать его.
– Неужели ты не можешь придумать что-нибудь другое!
Он поднялся столь резко, что напугал лошадей, так что пришлось их успокаивать, затем подошел к ней.
– Черт побери, женщина! – воскликнул он с едва сдерживаемым гневом. – Ты еще указываешь мне! – Он схватил ее за плечи, словно собираясь встряхнуть, но так же поспешно отпустил и повернулся к ней спиной. – Что же ты хочешь, чтобы я сделал? Отравил его? Заманил в тень и всадил меж ребер длинный тонкий кинжал убийцы. Я не член одной из этих скользких римских семей, куда хотел продать тебя купец! Я солдат, и фон Меклен тоже солдат, хотя и самый злобный, какого мне когда-либо доводилось встречать.
– А как насчет дуэли? Это достаточно честно.
– Неужели ты думаешь, что я не пытался? Он не дурак и смеялся в ответ на мои оскорбления, зная, что я могу взять верх над ним. Теперь ты понимаешь? Заманить его сюда – единственный способ, Катарина. Я сам хотел бы, чтобы это было не так.
Он повернулся к ней и обхватил ее лицо ладонями. Голос его прозвучал хрипло, но нежно, когда он сказал:
– Представь себе фон Меклена, обладающего герцогской властью. Так много поставлено на карту, Катарина. Намного больше, чем пшеница, и кирпичи, и кузница. Ты понимаешь теперь, почему я должен положить конец твоим интригам?
Она вырвалась от него и подошла к своему коню.
– Я не замышляю никаких интриг, – ровным голосом заявила она.
Услышав за спиной его громкий вздох, она повела коня к ближайшему пню, чтобы взобраться с него в седло. Все существо ее воспротивилось при мысли, что он станет помогать ей; сев на лошадь, она добавила:
– Нам пора отправляться в путь. Или, вернее сказать, мне пора отправляться в путь. К сумеркам я хочу быть в Таузендбурге.
– Катарина, я видел, на что он способен.
Ее конь стоял как вкопанный, настолько абсолютным был ее контроль.
– Я тоже, полковник. Но и ты пойми – я ничего не знала, кроме войны. Двадцать восемь лет прожила я на этой земле и видела только войну. Независимо от того, каких усилий это потребует от меня, я сделаю так, что Изабо никогда не скажет таких слов. Я дала клятву, что Изабо узнает мир.
– Любой ценой?
– Я отказываюсь верить, что выбранный тобой путь – единственный способ взять верх над фон Мекленом. Если мы не можем победить зло иначе, как при помощи зла, тогда нет больше надежды ни для нас, ни для детей, ни для мира. И этот урок я усвоила сама.
Она направила лошадь по дороге к Таузендбургу, не прислушавшись, следует ли Александр за ней. Она теперь знала, что ей делать. Это стало ей ясней ясного, как прозрачные и холодные воды только что оттаявшей реки. Она должна рассказать отцу об опасности, которую представляет собой его сын, но, чтобы придать вес своим словам, она станет говорить с ним не как дочь, но как представитель могущественного сеньора. Маркграфа Карабаса. В империях люди высокого звания преклоняются только перед силой.