Эптон Синклер - Замужество Сильвии
«Еду в Нью-Йорк на пароходе «Атлантик». Отвечайте, где вы?»
Я, разумеется, ответила. Затем справилась с расписанием пароходных рейсов и стала с нетерпением ждать «Атлантика».
Через два дня Сильвия прислала мне известие по беспроволочному телеграфу, и, когда огромный пароход подошел к пристани, я была в толпе ожидающих. Да, вот она, моя Сильвия, машет мне платком, а рядом с ней стоит ее муж.
Как мучительно было ждать, пока пароход медленно подходил к причалу. Было холодно, и мы могли только издали смотреть друг на друга и топать ногами, чтобы согреться. Я заметила в толпе несколько друзей ван Тьюверов, приехавших встретить их, и потому держалась в стороне. Я терялась в догадках и не знала, чем объяснить все это. Мне казалось просто невероятным, что Сильвия, пребывая вместе со своим мужем, могла пожелать, чтобы я встретила ее. Наконец спустили сходни, и поток пассажиров устремился на берег. Вместе с другими спустились и ван Тьюверы, друзья окружили их тесным кольцом. Я ждала в стороне. Наконец Сильвия сама подошла ко мне. Внешне она казалось очень спокойной, но я почувствовала по пожатию ее рук, что она глубоко взволнована.
– О, Мэри, Мэри! – прошептала она. – Я так рада видеть вас, так рада!
– Что случилось? – спросила я. Она ответила шепотом.
– Я расстаюсь со своим мужем.
– Расстаетесь со своим мужем! – воскликнула я пораженная.
– Расстаюсь с ним навсегда, Мэри.
– Но… но… – я не могла окончить фразы; глаза мои невольно обратились в ту сторону, где он стоял, спокойно разговаривая со своими друзьями.
– Он настоял на том, чтобы мы вернулись вместе для сохранения приличий. Его больше всего пугают сплетни и толки. Он поедет со мной к моим родителям и затем оставит меня…
– Сильвия! Что это значит? – прошептала я.
– Я не могу рассказывать вам здесь. Я приеду к вам. Вы живете на прежней квартире?
Я ответила утвердительно.
– Это длинная история, – прибавила она. – Я должна извиниться перед вами, что заставила вас прийти сюда, где мы не можем поговорить. Но у меня была для этого важная причина. Я никак не могу внушить моему мужу, что я говорю серьезно и вы, так сказать, моя «Декларация независимости».
Она рассмеялась немного странным смехом, и я, взглянув на нее, поняла вдруг, что моя милая Сильвия дошла до последнего предела.
– Бедняжка! – пробормотала я.
– Я хотела показать ему, что это не пустые слова. Я хотела, чтобы он видел, как мы встретимся. Дело в том, что он рассчитывает на помощь моих родителей, чтобы заставить меня изменить решение.
– Но зачем же вы едете домой? Отчего вам не остаться со мной? Рядом со мной есть как раз свободная квартира.
– А ребенок?
– В нашем доме куча ребят, – сказала я.
Но, по правде говоря, в эту минуту от волнения я почти совсем забыла о ребенке.
– А как малютка? – спросила я.
– Пойдемте. Вы можете взглянуть не нее, – сказала Сильвия.
И когда я бросила неуверенный взгляд на ее мужа, разговаривавшего со своими друзьями, Сильвия поспешила прибавить:
– Это мой ребенок, и я имею право показывать его, кому захочу.
Няня, краснощекая английская девушка в синем платье и чепчике с длинными лентами, стояла поодаль, держа на руках сверток белого шелка и кружев. Сильвия откинула покрывало, и я снова увидела то, что так взволновало меня год тому назад. Я увидела ее собственное миниатюрное изображение, ее нос, ее губы, ее золотистые волосы, но бедные маленькие глазки были безжизненны. Я в замешательстве взглянула на Сильвию, не находя слов, но лицо ее так и сияло материнской гордостью.
– Ну, не прелесть ли она! – прошептала Сильвия. – И знаете ли, Мэри, она так быстро развивается и растет! Вы просто не поверите!
«О, чудо материнской любви, – подумала я, – эта любовь еще более слепа, чем слепорожденный ребенок». Мы отошли, и Сильвия сказала мне:
– Я приеду к вам, как только устрою свою девочку. Наш поезд отправляется на юг сегодня ночью, так что я не могу терять времени.
– Благослови вас Бог, дорогая, – прошептала я.
Она пожала мне руку и подошла к своему мужу. Я стояла несколько минут и наблюдала, как она обменялась с ним несколькими приветственными словами в присутствии окружавших их друзей. И, зная глубокую муку, таившуюся в сердцах этой молодой четы, я снова изумилась силе их кастовой дисциплины.
Сильвия приехала ко мне, как обещала. Она сидела в моем большом кресле, а я любовалась ею, гордилась ее мужеством и преклонялась перед ее страданиями. Но, сознаюсь откровенно, больше всего мучило меня любопытство.
– Расскажите мне! – воскликнула я.
– Столько придется рассказывать, – ответила она.
– Скажите мне, почему вы оставляете его?
– Потому что я не люблю его, Мэри. Это главная причина. Я долго думала об этом. Я ни о чем другом не думала весь последний год и пришла к убеждению, что женщина не должна жить с мужчиной, которого она не любит. Это величайшее преступление, которое может только совершить женщина.
– О, да! – сказала я. – Если вы зашли уже так далеко…
– Да, я дошла до этого убеждения. Другие обстоятельства тоже содействовали моему решению, но они имели лишь второстепенное значение, с ними можно было примириться. Тот факт, что он хворал этой болезнью и был причиной слепоты моего ребенка…
– О! Вы узнали это?
– Да, узнала.
– Как?
– Я открыла это постепенно. В конец концов ему самому надоело, кажется, отрицать это.
Она замолкла на минуту, затем продолжала:
– Главные затруднения возникли по вопросу о моих обязанностях жены. Видите ли, я сказала ему с самого начала, что я хочу жить только для моего ребенка, только для него одного. И лишь на этом основании ему удалось убедить меня не видеть вас и не читать ваших писем. От меня требовалось только, чтобы я не задавала вопросов, была мила и приветлива, и я согласилась на это. Но затем, несколько месяцев назад, мой муж явился ко мне со своими требованиями. Он сказал, что доктора дали свою санкцию на наши половые отношения. Я, разумеется, была поражена. Ведь я думала, что он прекрасно понял, чего я хочу, перед тем как мы уехали из Флориды.
Она снова остановилась.
– Так, так, дорогая, – сказала я ласково.
– И вот теперь он начал говорить, что доктора разрешают нам спать вместе, так как всякая опасность уже миновала. Мы можем принять меры, чтобы не иметь детей. Я могла только просить, чтобы он прекратил этот разговор, который был мне крайне неприятен. Ведь он же сам убеждал меня не принимать никаких решений, пока я не кончу кормить мою девочку. Теперь я, в свою очередь, попросила его оставить меня в покое. Но Дуглас не соглашался на это. Он начал доказывать мне, что такая жизнь неестественна и что он не в силах выносить ее. Я женщина и поэтому не могу понять его. Но я убедилась, что и он никак не мог понять того, что я чувствую. Видите ли, он всегда получал все, чего хотел, и просто не знает, что значит встретить отказ. Мне кажется, что для него это было не только физическим лишением. Он видел в моем упорстве желание оскорбить его и нанести ущерб его авторитету.
