Виолен Ванойк - Мессалина
— Мой дорогой Аппий, приходи завтра вечером ко мне во дворец, в мои личные покои. Я буду тебя ждать.
Не дожидаясь ответа, который, как она полагала, мог быть только положительным, она присоединилась к гостям; следом за ней шел Аппий.
Вечером следующего дня Мессалина чувствовала себя очень взволнованно и весело оттого, что сделалась любовницей своего отчима. Она долго занималась туалетом и надела столь легкую тунику, что сквозь ткань просматривалось все ее тело и перламутровый оттенок кожи. Она не представляла себе, чтобы ее мать, женщина похотливая и легкомысленная, могла встать на пути этой, конечно же, мимолетной страсти.
Уже наступила ночь, и Мессалине казалось, что она давно ждет Аппия, когда появился один из его рабов и передал ей письмо. Нервным, нетерпеливым движением она раскрыла дощечку. Лицо ее багровело, пока она читала следующее послание:
«Валерии Мессалине, императрице, привет.
Я слышал о тебе много дурного, Мессалина, но я не хотел этому верить. Я и сейчас не хочу верить тому, что ты способна обманывать собственную мать. Вчера вечером я позволил увлечь себя под влиянием выпитого. Это была досадная ошибка. Я предпочитаю забыть о том, что ты мне предложила. Ничего не жди от меня. Прощай!»
Внизу дощечки Аппий Силан поставил свою подпись.
Мессалина грубо отослала ждавшего у порога раба и, дав волю своему гневу, принялась ходить взад и вперед по комнате. Наконец она села на диван, надолго погрузилась в раздумья, а затем послала раба разыскать Нарцисса. Она доверяла ему с той поры, как Клавдий, памятуя о ее посредничестве, отпустил его на волю. Еще ей казалось, что Нарцисс влюблен в нее, хоть и пытается скрыть свое чувство, — а это является самой надежной гарантией преданности. Нарцисс тотчас откликнулся на ее зов.
— Садись, — приветливо сказала Мессалина. — Да будет тебе известно, что мой отчим, Аппий Силан, не только отказал мне в повиновении, но и унизил меня. Я хочу его примерно наказать.
— Проступок его, наверное, очень серьезен, судя по тому гневу, который тебя охватил.
— Именно так, клянусь Юпитером. Я пригласила тебя, чтобы ты помог мне найти наказание, которое он заслуживает и которое было бы самым суровым из всех возможных.
— Не думаешь ли ты предать его смерти? Не забывай, что Аппий Силан твой отчим и он помог цезарю в его политике сближения с сенаторами. Трудно будет заставить их согласиться на достаточно скорую с ним расправу.
— Признаюсь тебе, такое решение меня страшит. И все же я не вижу ничего иного.
— А что за преступление он совершил?
— Не думай пока об этом. Знай, что он заслуживает смерти, и я не сомневаюсь, что твой изобретательный ум найдет способ наказать его так, чтобы я осталась вне подозрений. Я не хочу давать повод думать, что моя злость — причина его падения.
Он смотрел на нее, нахмурив лоб и полуприкрыв глаза.
Призывно улыбаясь, она нежным голосом продолжала:
— Обещаю заплатить тебе за услугу самой лучшей в мире монетой. Ступай. Я уверена, что этой ночью ты отыщешь способ избавить меня от человека, коего присутствие стало для меня невыносимо.
Мессалина заканчивала омовение, когда на исходе утра следующего дня ей сообщили о приходе Нарцисса. Она отослала массажистку, которая каждый день разминала ей тело и умащивала его благовониями, рабыня помогла ей облачиться в просторную ткань, после чего, горя нетерпением услышать отпущенника, она поспешила принять его.
— Ну что, Нарцисс, ты подумал о моем деле?
— Кажется, я нашел то, что тебе более всего подойдет. Но я хотел бы доверить это только тебе одной.
Мессалина велела всем рабам, находящимся в комнате, удалиться.
— Слушаю тебя.
Устраиваясь на ложе, Мессалина как бы невзначай обнажила свои безупречной формы ноги и одну из округлых грудей, на которую устремился пронизывающий взгляд отпущенника.
— Вот что я предлагаю, — сказал он после недолгого молчания. — Завтра утром ты пойдешь в покои Клавдия и с трепещущим видом велишь передать ему, что уже много ночей тебя одолевает один и тот же сон. Он тотчас же тебя примет, ведь ты знаешь, с какой верой император относится к пророческим сновидениям. Ты расскажешь, что тебе снится, как какой-то убийца наносит ему удар кинжалом, и добавишь, что преступник появляется во дворце ранним утром, застает Клавдия в его спальне и пытается его убить, когда он встает с постели.
Нарцисс смолк и посмотрел на Мессалину, которая подняла руку в браслетах, как бы желая этим томным жестом снять напряжение.
— Я могу это сказать, но не понимаю, к чему ты клонишь.
— Доверься мне.
— Охотно, но скажи хотя бы, рассчитан ли твой план на то, что Аппий Силан отправится в царство Плутона? Боюсь, как бы подозрения не пали на меня, если я сама стану говорить с Клавдием.
— Об этом не беспокойся. После тебя к Клавдию пойду я, и уж тогда цезарь сам примет решение о наказании Силана. Тебе вовсе не стоит тревожиться.
Мессалина не хотела выглядеть бестолковой и сделала вид, что замысел ей понятен. Она устремила на Нарцисса одобрительный взгляд из-под длинных ресниц и не пошевельнулась, когда он бросился перед ней на колени и, взяв ее ножку, коснулся губами теплой нежной кожи. Она позволила ему дойти до колена, но остановила, когда его губы добрались до бедра.
— Награда будет после удачного исхода дела, — тихо сказала она и легонько оттолкнула его ногой.
Уйдя от императрицы, Нарцисс послал к Аппию Силану гонца с просьбой от имени Клавдия явиться рано утром во дворец и предстать перед императором. На следующий день, едва забрезжил рассвет, Нарцисс встал с постели и, напустив на себя испуганный вид, помчался в покои Клавдия. Он оттолкнул раба, охранявшего дверь в спальню, и, рухнув на колени у изголовья ночного ложа императора, вскричал прерывающимся от волнения голосом:
— О божественный цезарь! Прости меня за вторжение, но я так боялся прийти слишком поздно, когда бы ты уже пал от руки убийцы!
— Что ты несешь, Нарцисс? — удивился Клавдий, приподнимаясь на ложе.
Он заикался от неожиданности, вид у него был растерянный.
— Меня только что разбудил пророческий сон, — дрожащим голосом проговорил отпущенник. — Я видел, что тебе грозит смерть от удара кинжалом и нанесет его первый человек, который явится сегодня к тебе во дворец.
— Право же, Нарцисс, успокойся. Как ты с твоим-то умением владеть собой мог так разволноваться из-за какого-то сна?
— Цезарь, моя любовь к тебе столь велика, а моя преданность столь незыблема, что я умер бы, если бы ты не пожелал меня выслушать и был бы предательски убит.