Лаура Грант - Венец желаний
В эту минуту Рейнер в сердцах проклял короля, пославшего свою невесту, свою сестру и его, Рейнера, Алуетт в эту убийственную страну, пока сами они еще оставались на Кипре. Они бы и теперь еще оставались там, если бы до Ричарда не дошел слух, что Акра вот-вот падет, а ему уж очень не хотелось отдавать победу другим.
— А где королевы Англии и Сицилии, приятель? — спросил Рейнер, желая убедиться, что с Алуетт ничего не случилось. Пусть она ненавидит его, только бы с ней было все в порядке! Бургундец показал на корабль, ставший на якоре недалеко от французского лагеря.
— Они там, милорд. Иногда только сходят на берег и встречаются с Филиппом. Слишком опасно, ведь Саладин часто нападает на лагерь. Один раз я их видел. Красивые. Даже их дамы сущие небесные ангелы, особенно одна, слепая. Ее зовут Алуетт. Жаворонок…
— В самом деле, — пробормотал Рейнер, мысленно благодаря того, кому хватило здравого смысла не лезть на рожон.
Значит, Алуетт в безопасности и в полном здравии. Интересно, когда они увидятся? Если она еще сердится на него, он это поймет по высокомерному выражению на ее лице и холодному тону. Ему все еще было больно от ее отказа выйти за него замуж. Может, она поняла свою ошибку за эти две недели? Попросит у него прощения? А как тогда поступить ему? Сразу принять ее в свои объятия или немного подождать, чтобы она не думала, будто будет командовать им после свадьбы? Долго ждать он все равно не сможет. Зато потом их ждет неземное блаженство.
Однако служба есть служба, и, вместо того чтобы быть на празднике, устраиваемом Беренгарией и Иоанной, он, мучаясь от жары, скакал бок-о-бок с Хьюбертом Уолтером вдоль стен Акры, чтобы найти удобное место для английского лагеря. Потом ему пришлось выслушать доклады разведчиков о численности войск Саладина в горах и шпионов о положении дел в городе. Рейнер никак не мог понять, почему сарацины предают своих же сарацин, до тех пор, пока не увидел, как с ними расплачиваются хлебом и сыром.
Уже поздним вечером он покончил с делами, и когда нашел раскинутый для него шатер и приказал Томасу помочь ему снять кольчугу и пропахшую потом кожаную куртку и приготовить голубую тунику, то понял, что безнадежно опоздал.
Он бы еще больше огорчился, узнав, что Алуетт решила не попадаться ему на глаза. Она все еще боялась встречи с ним, потому что его презрительно произнесенные слова звучали у нее в ушах всю дорогу от Кипра до Палестины. С приездом Ричарда их встреча была неизбежной, но Алуетт трусливо отдаляла ее.
Она даже вызвалась присмотреть за Хлоей, младшей дочерью Исаака, пока Иоанна и Беренгария будут на берегу, потому что Беренгария хотела взять непоседливую тринадцатилетнюю девочку с собой. Хлоя сделалась ее любимицей, и она изливала на нее всю нежность и заботу, которые предназначались в первую очередь для Ричарда, не будь они ? разлуке две недели. Беренгария ни в чем не отказывала «прелестной Хлое», чтобы «бедный ребенок» не страдал за грехи своего отца.
Иоанна и Алуетт поддерживали ее в этом, и Хлоя чувствовала себя как нельзя более счастливой, избавившись от деспотичного и жестокого отца и обретя доверчивую и терпимую воспитательницу. Однако они считали, что было бы намного лучше, если бы Беренгария меньше закармливала ее сладостями и больше уделяла внимания ее весьма сомнительной благовоспитанности.
Стоя позади Алуетт в каюте, Иоанна сказала, что вряд ли Ричард обратит внимание на труды Беренгарии, которая в это время, медленно подбирая греческие слова, объясняла Хлое, что отдает ее на один вечер под начало леди Алуетт, и мечтала о том, как на крыльях радости полетит к своим сундукам. — Не думаю, чтобы ей так уж нужен был язык «грифонов», — заметила Иоанна, когда в каюте остались она, Алуетт и Хлоя. — Ты ведь уже все понимаешь, правда, Хлоя? Хлоя подняла на нее сердитые глаза. — Я немного понимаю по-французски. Целый вечер надзирать за Хлоей, от которой можно ждать чего угодно, особенно когда вокруг веселятся необузданные крестоносцы, — наверняка зачтется ей в чистилище. Так думала Алуетт, не представляя, удастся или нет ей совладать с непоседливой девочкой. Может, ей поможет Инноценция, но как только они сошли на берег и встретили Анри, рассчитывать на ее помощь не приходилось. Всего через несколько минут, когда было покончено с вежливыми приветствиями и они пошли по лагерю, Анри и Инноценция стали удаляться и вскоре их голоса вовсе пропали за веселым стрекотанием Хлои.
В первый раз Анри обратил внимание на Инноценцию, когда та приехала с Алуетт из монастыря, и с тех пор уделял ей много внимания.
Со слов Иоанны Алуетт знала, что Инноценция превращается в красавицу с великолепной фигурой и сияющими глазами. Однако разве у нее был такой румянец до того, как Анри де Шеневи, навещавший Алуетт, стал вести с ней шутливые беседы?
Алуетт надеялась, что служанка не лелеет несбыточных надежд. В самом деле, она не принадлежит к знати, не девственница, по ее собственным признаниям, но ведет себя достойно с тех пор, как появилась в монастыре, и Алуетт не хотелось, чтобы Анри разбил ей сердце. Конечно, ее брат рыцарь с головы до пят, но Алуетт привыкла реалистично смотреть на вещи. Знатные молодые люди, хотели они того или нет, не считали служанок равными себе.
Когда же Алуетт пыталась поговорить с Инноценцией, та словно не слышала ее.
— Милорд Анри добр ко мне, — возражала Инноценция по-французски, но с сильным сицилийским акцентом. — Он знает, что я скучаю по дому, и он тоже скучает. Здесь почти нет белых женщин. И он со мной только шутит.
Алуетт очень сомневалась, что Анри такой уж добрый. Инноценция была слишком лакомым кусочком, чтобы молодой француз обошел ее стороной, несмотря на множество шлюх всех национальностей, собравшихся под стенами Акры.
— Вот мы и пришли, леди Алуетт! Дядя Филипп хочет с нами поздороваться! — взвизгнула Хлоя, когда они приблизились к шелковому шатру, под которым могла собраться тысяча крестоносцев.
Здесь Филипп накрыл столы для прибывших с Кипра.
«Дядя Филипп! Ну и ну! Надо будет поговорить с Хлоей о том, что неприлично называть короля Франции дядей, что бы он ей ни говорил».
— Все правители в каком-то смысле братья, — сказал Филипп вполне взрослой на вид кипрской принцессе, когда ее представили ему. — А если мы с вашим отцом братья, то для вас я — дядя. Правильно?
Беренгария была в восторге от его доброты к юной заложнице, а Алуетт услышала совсем не дядюшкины нотки в его сладких речах. Надо предупредить Беренгарию, потому что на здравый смысл Хлои рассчитывать нечего. Может, Филиппу надоела Перонелла, и он ищет себе любовницу помоложе? Он не постесняется завладеть прелестной девицей, тем более что пострадает при этом честь Ричарда.
