Анна Делайл - Гордая пленница
— Нет, ты не леди, и я очень этому рада. — Оглянувшись, не видит ли кто, Изабо встала на цыпочки и быстро его поцеловала.
Он схватил ее прежде, чем она успела отойти.
— И насколько рада?
— Алистер, отпусти меня. Сейчас может вернуться Мойра.
— Очень трудно застать тебя одну, Изабо. — Он со вздохом отпустил ее. — Я хочу выйти с тобой на прогулку.
Она колебалась. Мойры вроде нигде не видно.
— Хорошо, но только на минуту. Учти, сегодня на холм я с тобой не пойду.
— И не надо. Я просто хочу поговорить.
Алистер взял ее за руку, и она охотно последовала за ним. Когда они подошли к задней стене дома, Изабо слегка улыбнулась. Очень соблазнительно.
— Хорошо, ты привел меня, куда хотел, Алистер Кемпбелл. И что же ты намерен со мной делать?
Но он серьезно смотрел на нее, и она встревожилась.
Улыбка исчезла.
— В чем дело? Чего ты хочешь?
— Я должен получить ответ. Я больше не могу ждать. Я хочу, чтобы мы поженились и ты уехала со мной, Изабо.
Конечно, она знала, что это случится. Ее даже удивляло, что он ждал столько времени, особенно после войны. Он уже и так слишком долго отсутствовал.
— Думаю, ты знаешь, что я не могу это сделать, — медленно произнесла она.
Алистер обнял ее за плечи.
— Я знаю, как ты относишься ко мне, Изабо. Для этого не нужны слова, все говорят твои глаза и тело. Я знаю, ты моя… только моя и навсегда моя.
Ей так захотелось прижаться к его знакомому телу, что она едва не поддалась своему желанию.
— Я не могу, — повторила она.
— Почему? Скажи это словами, объясни, почему нет.
Изабо сделала глубокий вдох, надеясь успокоиться, потом вздохнула еще раз.
— Такого предательства я не смогу вынести, — выговорила она.
Алистера, очевидно, не тронуло страдание, отразившееся на ее лице.
— И кого ты боишься предать? Себя? Этих людей?
Своего брата? — Изабо опустила голову. — Так я и думал. Я соперничаю с призраком. — Он вдруг сник, отошел в сторону и какое-то время стоял к ней спиной. Потом так же внезапно повернулся. — Твой брат умер. Он мертв. Я очень сожалею, поверь. Но сейчас ты уже не можешь обидеть его, что бы ты ни сделала.
Побледнев, Изабо молча смотрела на него, ярость быстро сменила отчаяние.
— Как ты смеешь! Ты мог бы предать своего отца или мать лишь потому, что оба умерли? Мог бы? А тебе не приходило в голову, что это мог быть и ты? Ведь ты сражался там, не так ли? Скольких ты убил под Форт-Вильямом? Или ты уже не можешь вспомнить, сколько из них пало от твоей руки, Алистер Кемпбелл?
— Ты что, думаешь, это я мог убить твоего брата? — Алистер в отчаянии провел рукой по волосам. — И кто вбил эту злодейскую мысль тебе в голову? Мойра, да? Эта ведьма?
— Нет. И перестань ее так называть.
— Тогда кто?
— Никто. Я подумала об этом.
— Значит, ты?
— Да.
Они стояли друг перед другом, тяжело дыша, не готовые и не желающие уступить.
Алистер первый нарушил гневное молчание.
— Порой мне кажется, что тебе это доставляет удовольствие, — с горечью сказал он. — Видеть худшее, думать худшее. Тебе нравится устраивать ссоры — Нет!
— Да. Ты слишком враждебна ко всем. А для женщины это неестественно.
— Как ты смеешь говорить это обо мне! — закричала она.
— Смею! Потому что ты портишь мне жизнь, Изабо Макферсон.
— Тогда уходи, раз тебе не нравится! Возвращайся к своей драгоценной Сьюзен. Она-то не доставит тебе неприятностей!
— Сьюзен? — недоверчиво повторил он.
— Да. Или ты настолько же слеп, как и глуп?
Алистер молча смотрел на нее.
— Нет, я не глуп и не слеп. Я вижу, что твое предложение взять более сговорчивую жену, чем ты, весьма привлекательно.
В таком бешенстве Изабо видела его только раз. Когда она попыталась бежать из Данлосси и он тащил ее в комнату. Она сказала ему тогда ужасные слова, а потом жалела об этом. Но только не сейчас. Робби она ему не простит.
— Вот и бери! — крикнула она. — И наслаждайся тем, что взял!
Изабо молча повернулась и в ярости зашагала к дому.
Алистер не сделал даже попытки остановить ее.
Одиночество без него было почти невыносимым. По утрам ей стоило громадных усилий заставить себя одеться, причесаться, даже поесть.
Она бродила по дому, ко всему безразличная, не задерживалась больше на кухне, чтобы поговорить с Элис или Мойрой. Зачем? Увидев их, она думала лишь о том, что они не любят Алистера и откровенно радовались его отъезду. Будто сейчас она видела их другими глазами и боялась, что ее любовь к ним совсем пройдет. Тогда у нее не останется никого, вообще никого.
Он, видимо, рад, что избавился от нее, думала Изабо. Нет! Конечно, нет. Он сказал это в гневе, он бы совсем не так относился к ней, если бы и правда считал ее плохой. Он уехал потому, что должен. Это она не захотела с ним ехать. Это ее вина. Но легче ей не стало.
Может, и Алистера печалит расставание? Ее боль так сильна, что она даже не знает, сумеет ли с нею справиться. Как будто умерла часть ее или оторвана, внутри она истекает кровью, медленно, неумолимо, пока жизнь не покинет ее.
Самое большое утешение Изабо находила в долине, где они с ним лежали, где осталась и его часть. Сюда она приходила, когда ей было уж совсем плохо. Казалось, если лежать неподвижно, с закрытыми глазами, то она почувствует его руки на плечах, его дыхание на лице.
Однажды утром, гуляя в долине, Изабо поняла, что сделала величайшую в жизни ошибку, когда позволила ему покинуть ее. Она часть его, он часть ее, никто и ничто не может быть важнее этого. Она упала на траву и предалась горю, которое старалась превозмочь уже несколько дней. Выплакав все слезы, она лежала, не шевелясь, так долго, что бабочки опять стали на нее садиться.
Она закрыла глаза и вскоре заснула беспокойным сном.
В тишине среди листвы возникло слабое, как вздох, движение. Что-то почти неуловимое коснулось ее щеки.
Бабочка, подумала Изабо. Но потом она вдруг почувствовала, что уже не одна, и открыла глаза. Солнце било ей в лицо, пришлось моргнуть, затем еще раз. От яркого света болели глаза, тени окружающих деревьев расплывались.
— Кто здесь? — прошептала она, не двигаясь. — Кто это?
Внезапно ее накрыла такая волна любви и нежности, что Изабо утонула в ней.
— Робби! — закричала она. — Робби, где ты?
Она быстро села. На миг солнце, казалось, заслонила тень. Как много бабочек, одна на каждого ушедшего, но в этом году столько умерло людей, неудивительно, что воздух заполнен бабочками.
У нее полились слезы, рожденные печалью и радостью. Хотя Робби умер, она знала, что теперь он нашел покой.
— Прощай, — чуть слышно прошептала она. — Прощай.
— Я еду за ним, Дункан. Можешь сказать Элис и Мойре об этом после моего отъезда. Я не хочу слышать их мольбы и лепет.
