Розалинда Лейкер - Танцы с королями
— Да, сир, я сама делаю вееры.
Людовик оглянулся и, обращаясь через плечо к придворным, сгрудившимся позади него, произнес:
— Я обнаружил новый талант прямо здесь, в вестибюле. Мсье Лебрюну придется зорко охранять свои лавры. — Лица придворных изобразили вежливые угодливые улыбки, которыми обязательно сопровождалась любая шутка короля. Он опять обратил внимание на Маргариту, как будто не замечая каменного выражения ее лица, и вернул веер в корзину. — По-моему, вам пошло бы на пользу посещение Галереи живописи в сопровождении опытного наставника. — Не оглядываясь, король повелительно махнул рукой, приказывая кому-нибудь из придворных выйти вперед. Огюстен решил ухватиться за этот шанс и взять на себя роль гида. — Пусть мадемуазель Дремонт предоставят возможность побывать там в любое удобное для нее время.
— Слушаюсь, сир.
Людовик повернулся и, двинувшись дальше, плавно наклонил голову в небольшом, но исполненном природного изящества поклоне. Полные, красивые губы изогнулись в улыбке, и аккуратно завитые концы тонких усиков приподнялись. Его взгляд многозначительно задержался на Маргарите. Затем он шагнул вперед, увлекая за собой свиту, и лишь один Огюстен остался, чтобы поговорить с ней.
— Не огорчайся, — утешал он ее, отведя в укромный утолок, где их никто не мог подслушать. — Король оказал тебе честь, хотя у тебя, возможно, иное мнение на этот счет. Я дам тебе знать, когда будут улажены все формальности и ты сможешь посмотреть картины.
Маргарита в смятении покачала головой:
— Я не могу принять никаких милостей от короля!
На лице Огюстена выразилось глубокое сострадание, ибо он понимал причину ее волнений.
— От предложений короля не положено отказываться. А вдруг однажды он спросит, какая картина понравилась тебе больше всего?
— Он, скорее всего, забудет об этом.
— Нет. У него невероятно цепкая память на такие вещи. — Огюстен нежно взял ее за руку повыше локтя и стал ласково и успокаивающе поглаживать. — Но ты наверняка забудешь о нем, когда вместе со мной посмотришь на эти замечательные творения кисти великих мастеров. Ты получишь ни с чем не сравнимое удовольствие. Это же часть национального достояния нашей страны! Ведь, в конце концов, короли Франции являются всего-навсего его хранителями.
Маргарита с благодарностью посмотрела на него. Это был, несомненно, самый отзывчивый и чуткий из всех мужчин.
ГЛАВА 5
Огюстен предложил Маргарите посетить Галерею живописи в тот вечер, когда должно было состояться празднество. Лучшего времени нельзя было найти. Хотя доступ в королевские покои был открыт для всех, наступал час, когда обычная публика должна была покинуть помещения дворца, и тогда ее вежливо, но настойчиво выпроваживали швейцарские гвардейцы. Посетители допускались несколько позже, но в другую часть дворца — государственные покои. Туда шли те, кто желал посмотреть, как король ужинает. Очень часто простолюдины забредали в какой-нибудь дальний зал и оставались там дольше положенного времени, пока их присутствие не обнаруживалось охраной. Иногда эти люди, не зная выхода, блуждали по лабиринту комнат и ненароком попадали на пышный бал. Однако в любом случае с ними обходились очень вежливо, и они чувствовали себя чрезвычайно польщенными таким обращением. Король не позволял обижать невольных нарушителей режима посещений.
— Если ты будешь одета согласно этикету, — объяснил Огюстен Маргарите, — то никому и в голову не придет предлагать тебе оставить Галерею живописи раньше, чем ты сама того пожелаешь. Ты удовлетворена?
Маргарита согласилась. Следуя совету Огюстена, она предполагала сосредоточить все свое внимание на картинах и не поддаваться власти неприятных воспоминаний.
Ранним вечером накануне празднества прибыла мадам Дрюо и привезла платье, которое держала на растопыренных руках. Ученица несла две коробки. В одной находились роскошные нижние юбки, отороченные кружевами, а в другой — панталоны из тонкой, полупрозрачной ткани и пара атласных туфелек с позолоченными каблуками. Следом за женщинами явился дамский парикмахер, весь завитый, раскрашенный и напудренный не хуже брата короля. Вдвоем с мадам Дрюо они стали колдовать над Маргаритой, пока та не воспротивилась и чуть было не завизжала. Когда же, наконец, ученица мадам поднесла к лицу девушки зеркало в серебряной оправе, присланное Огюстеном в тот же день, Маргарита с трудом узнала себя. Многочисленные локоны были зачесаны назад. Это выгодно подчеркивало изящество ее лица. Украшала прическу роза из кремового шелка, расшитого золотыми нитями. Глубокий вырез платья, отделанный золотой шелковой тафтой, давал возможность в рамках приличия продемонстрировать ее великолепную, упругую грудь и тонкую талию. Низ платья походил на неширокий колокол, и на нем сверкали блестки газовой ткани, из которой была изготовлена роскошная верхняя юбка. Все это сложное сооружение создавало впечатление пышности и имело на поясе большой плоский бант. Щеки Маргариты вспыхнули румянцем радостного возбуждения.
— Превосходно! — выдохнула мадам Дрюо, сама пораженная великолепием своего творения. Трудно было подобрать подходящее слово, чтобы описать эту прелестную, элегантную девушку.
Парикмахер, соглашаясь, кивнул головой:
— А теперь последний штрих. — Он достал из коробочки крошечную мушку в виде полумесяца и приклеил на щеку Маргариты под левым глазом. В этот момент раздался стук в дверь.
— Это мсье Руссо! — Мадам Дрюо поспешно принялась укладывать свои вещи в коробки. Точно так же поступил и парикмахер. Они не позволили Маргарите самой открыть дверь, потому что ее знатный покровитель должен был в полной мере оценить плоды их совместной работы. Она осталась в центре комнаты, а портниха и парикмахер отошли назад. Ученица мадам широко распахнула дверь, не показываясь на глаза вошедшему. Огюстен, стоявший на пороге в красивом, расшитом золотом и серебром камзоле, тут же оценил ситуацию и отреагировал должным образом. При виде Маргариты его глаза зажглись восхищением. Он отвесил ей такой низкий поклон, словно она была самой королевой. Когда он направился к ней от порога, портниха и остальные незаметно выскользнули из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Огюстен и Маргарита были настолько увлечены друг другом, что не заметили их ухода.
— Это и есть мой скромный полевой цветок? — В его голосе послышалась любовная, поддразнивающая нотка. — Я ошибся, назвав тебя так. Этим вечером ты будешь символом красоты и изящества — французской лилией!
