Барбара Картленд - Плененное сердце
— О пожалуйста, — взмолилась Сабина. — Вы не… понимаете. — Она закрыла лицо руками и отвернулась от цыгана, продолжавшего стоять перед ней на коленях. Потом девушка опустилась на стул с поникшей головой.
— Дорогая моя, я заставил вас плакать! — воскликнул цыган. — Глупец, как я мог, ведь мое единственное желание, чтобы вы были счастливы.
— Я , я думаю, что плачу от счастья, — ответила Сабина. — Потому что вы так добры, так хорошо ко мне относитесь. Если бы только мы встретились на несколько месяцев раньше. Но сейчас. слишком поздно.
Цыган встал и с любопытством посмотрел на ее опущенную голову.
— Почему слишком поздно? — спросил он.
— Из-за… очень многих вещей, — ответила девушка. — Мама… так обрадовалась нашей помолвке… из-за девочек.
— Гарриет, Мелани, Ангелина и Клер, — сказал цыган.
— Да… из-за всех моих сестер, — подтвердила Сабина. — Я знаю, что Артур не намеревается что-то делать для них, когда мы поженимся, но, может быть, мне удастся изменить его решение. Как бы то ни было, я смогу им отдавать свои вещи… одежду и деньги, если у меня они будут. Возможно, он позволит им приезжать иногда. Девочки и мама рассчитывают на это!
— И конечно, это будет совсем не то, если мы им предложим гостеприимство цыганского табора.
Сабина вспыхнула и отняла от лица руки.
— Все не так! — сказала она с жаром, — Вы не должны думать, что основная причина в том, что вы цыган, и я стыжусь этого. Я бы гордилась, если бы стала… — Она замолчала, а цыган наклонился к ней.
— Произнесите это, — настойчиво попросил он. — Скажите слова, которые я так жаждал от вас услышать.
— Я не должна, — возразила Сабина. — Как вы не понимаете? Мы даже думать об этом не должны. Я помолвлена с Артуром… и должна выйти за него замуж. Кроме того, Гарри должен ему… сто фунтов.
— Дорогая моя девочка, — мягко сказал цыган. — Неужели вы думаете, что какая-то жалкая сотня фунтов имеет значение, когда речь идет о целой жизни? Давайте уедем вместе.
Позвольте мне научить вас любить, жить, чувствовать. Научить тому, что значит настоящее счастье. Этому вас не научит ни один англичанин и вообще ни один человек в мире, кроме меня, потому что мы предназначены друг другу.
— Вы не должны… искушать меня, — прошептала Сабина. — Не надо меня просить о таких вещах. Я вовсе не сильная и не хорошая. Напротив, я слабая, безвольная и… плохая, если хотите знать. Мне все время хочется делать то, что я не должна. Я хочу… быть с вами. Хочу слушать то, что вы говорите. Хочу… чтобы вы прикасались ко мне.
Цыган вдруг отвернулся от нее.
— Вам надо идти, Сабина, — сказал он. — Есть границы, за которые мужчина не должен переступать, и я должен вести себя так, как полагается. Я люблю вас! Неужели вы думаете, что мне не хочется прижать вас к себе, покрыть лицо поцелуями, целовать ваши губы, глаза, шею, распустить волосы и тоже их целовать? Я люблю вас! А любовь — это не слабое анемичное чувство, каким сделали его англичане. Для меня любовь — могущественная сила, толкающая людей на отчаянные поступки. Это то, ради чего человек может голодать, украсть, драться и даже умереть. На мой взгляд, любовь должна быть такой. А сейчас вы должны идти, Сабина, а то я могу забыть, что вы моя гостья, которой я должен предложить лишь свое гостеприимство.
В голосе цыгана прозвучало столько эмоций, столько рвущейся наружу внутренней силы, что Сабина могла только слушать как зачарованная. Она чувствовала, что ее сердце готово вырваться из груди, что по телу разливается жар в ответ на его признание. Конечно, она любила его! Теперь Сабина знала точно, это любовь пробуждалась в ней, как разгорающееся пламя. Но потом, когда она уже колебалась и думала, что никакая сила в мире не сможет остановить ее желание броситься ему в объятия и предложить свои губы для поцелуев, даже мысли о которых вызывали у нее дрожь, цыган резко распахнул дверь.
Прохладный, ночной воздух ворвался в кибитку, отчего заволновалось пламя в лампах.
— Пойдемте!
Это было уже не предложение, а приказ. Цыган, не глядя на нее, протянул руку, чтобы помочь сойти со ступенек. Сабина машинально взяла со стола перчатки и шляпу, сознавая, что находится в заторможенном состоянии, и, не находя в себе сил ни думать, ни говорить, позволила ему свести себя по ступенькам на землю, где ее ждала лошадь.
Цыган помог девушке взобраться в седло с почти равнодушным видом, как ей показалось. Потом он отдал приказ, и через несколько секунд вернулся молодой парень, ведя крупного черного жеребца. Это было замечательное животное, похожее по изгибу грациозной шеи на арабского скакуна. На нем было седло, украшенное серебром, и стремя, тоже изготовленное из полированного серебра.
Цыган ловко вскочил в седло, отдал еще несколько приказов своим людям, и они вместе с Сабиной отправились в путь.
По мере того как лошади удалялись от лагеря, Сабина чувствовала, что невероятное напряжение спало, дыхание стало спокойнее и только тело буквально пело от необыкновенного удовольствия. Она сознавала, что едет рядом с ним, смотрела на его гордо поднятую голову и думала, что он кажется одним целым с конем, как человек, который с детства привык ездить верхом.
Что он сейчас думает о ней? Не только об отказе принять его любовь, но и о том, что она так цепляется за свою помолвку с Артуром. Возможно, в глубине сердца он упрекал ее за снобизм. Наверное, он думал, что она только из-за того, что может дать ей положение жены Артура, отказывается выйти замуж за бродягу-цыгана, человека, у которого нет постоянного дома. Конечно, он не понимает, что если бы она была свободной и у нее не было семьи, она осталась бы у него уже сегодня и никогда больше не вернулась в Монте-Карло.
Вот что такое любовь! Чувство, которое разрывает на части, сжигает тело, разум и душу. И все-таки — как она могла забыть о том, какую боль мог причинить ее поступок семье? И каких возможностей лишит их?
Гарриет рассчитывает приехать в Лондон, а мама словно помолодела со времени ее помолвки с Артуром. Это потому, что она стала меньше беспокоиться о будущем, и ей не надо экономить каждый фартинг, чтобы сшить для Гарриет несколько нарядных платьев, в которых она сможет отправиться в Лондон.
Сабина вдруг подумала об Артуре, о том, каким холодным грубым голосом он разговаривал с ней сегодня днем. Она вздрогнула и инстинктивно подъехала ближе к цыгану. Как будто почувствовав, о чем девушка думает и что в этот миг ощущает, он заговорил с ней в первый раз с тех пор, как они выехали из лагеря. Сабина смотрела на него в лунном свете, на темные волосы, открывавшие высокий красивый лоб. На непривычные глазу англичанки черты лица, красивого и располагающего к доверию. На рот, говорящий о великодушии, и темные глаза, в которых горел огонь, разожженный страстью, бушующей у него внутри.
