Кристина Додд - Соблазненная принцем
Люди Данела вернулись к прерванным делам: еде, стирке, уходу за детьми.
Рауль подошел к Виктории и протянул руки, собираясь забрать шпагу.
— Ты позволишь?
Виктория подала ему шпагу рукояткой вперед.
— Что это за кузены, которые хотят убить друг друга?
— Кузены, которые борются за право сидеть на одном и том же троне, — сказал Данел.
Он тяжелой походкой подошел к своему заменявшему трон пеньку, стащил с него ковер на землю и, пинками отправив на него подушки, взревел:
— Эй! Мы проголодались!
— У тебя… нет, у вас обоих кровоточат раны.
Виктория удалила остатки ткани с запястья Рауля и использовала их, чтобы промокнуть кровоточащие раны на его лице, груди и предплечьях.
— Нам нужно вина! — крикнул Данел.
— Разбавьте водой их вино, — сказала Виктория Селесте. — Они потеряли столько крови, что не пройдет и часа, как оба опьянеют.
Данел взглянул в лицо Виктории.
— Вина!
Селеста налила вина в две кружки и, долив их до краев водой, сказала:
— Вот ваше вино!
— Проклятые женщины, — сказал Данел и, взяв свою кружку, выпил до дна.
Рауль поднял свою кружку, взглянув на Данела.
— Полностью с тобой согласен. Меня бы здесь не было, если бы кое-кто не решил сбежать.
— Я не убегала, я пошла прогуляться. Но и прогуляться я не пошла бы, если бы ты не…
Виктория замолчала.
Данел наклонился к ней и с живым интересом спросил:
— Не сделал — чего?
— А это, кроме нас, никого не касается, — сказала Виктория, глядя Данелу в лицо.
— Гм-м, — произнес тот, протягивая пустую кружку; и на этот раз не сказал ничего, когда Селеста разбавляла вино водой.
Ни одна из ран Рауля не вызывала серьезных опасений, и все они постепенно подсыхали. Только самую глубокую рану на груди требовалось зашить, но пока что Виктория протянула ему кусочек ткани и сказала:
— Прижми это к ране.
Он сделал, как она велела.
— Данел, вопрос о том, кому сидеть на троне, не подлежит обсуждению. Я являюсь признанным наследником.
Виктория, повернувшись к Данелу, ожидала, что он скажет.
— Зато я оставался здесь, продолжая бороться, пока ты жил в безопасности в Англии, в доме своего папочки.
Судя по всему, Данел, как и Рауль, получил лишь поверхностные порезы в разных местах. Но тут она увидела его локоть. Рауль срезал с него кожу, обнажив сустав. Она жестом показала Селесте, что потребуется это зашить. Селеста кивнула и, нырнув в палатку, вернулась с иголкой и ниткой.
Данел, не обращая на женщин никакого внимания, кричал:
— Не можешь ты явиться сюда весь из себя такой красивый, щеголеватый, словно гавот танцуешь, и прибрать к рукам королевство потому лишь, что твоя мать была старше моей матери.
Виктория не могла сдержать усмешку.
— Видишь? — Он ткнул толстым пальцем в сторону Виктории. — Даже твоя любовница согласна со мною.
— Я не сказала, что согласна с вами, — произнесла она, прокалывая иголкой его кожу.
Он побагровел и со своей круглой физиономией и толстыми щеками стал похож на плод граната.
Правда, плоды граната не ругаются последними словами.
Она ждала, пока он перечислил все мыслимые морикадийские оскорбления, из которых она поняла если не все, то основное, потом снова проколола его кожу.
— Не понимаю, зачем вы оба вообще затеяли это обсуждение.
— Потому что этот придурок хочет оттолкнуть меня в сторону!
Данел презрительно фыркнул и тут же охнул, когда она сделала еще один стежок.
— Ваши раны кровоточат еще сильнее, потому что вы кричите, — сказала она. — Прекратите сию же минуту, потому что я не вижу, что делаю, и могу пришить ваше запястье к колену.
Он сказал подчеркнуто громким шепотом:
— Скажите, как бы вы решили эту проблему, о мудрый Соломон?
— Вы не можете быть королем, — заявила она.
— Ты его любовница! — воскликнул Данел, плюнув на землю в знак презрения к ее мнению.
Указав на его плевок, Виктория сказала:
— А вот и причина, по которой вы не можете быть королем. — Она едва сдерживала отвращение. — Взгляните на себя. Вы грязный. От вас воняет. У вас осталась половина зубов, и эта половина гнилая. Вы необразованны. Вы кое-как говорите на четырех языках, но по-настоящему знаете только один.
Он почесал голову.
Виктория продолжила:
— В ваших волосах полно вшей, и нет никакой возможности избавиться от них, потому что волосы такие сальные и грязные, что их невозможно расчесать ни одним гребнем. Уж лучше вам побриться наголо!
— Ты говоришь, как моя матушка, — сказал Данел.
Это был отнюдь не комплимент.
— Вы ничего не знаете о финансах, — продолжила она, — а ваше понимание дипломатии сводится к тому, чтобы вытащить кинжалы и устроить драку. И если бы вы продолжили драку, вы бы проиграли!
— А вот и нет! — заявил Данел, словно капризный мальчишка.
Виктория не желала, чтобы ее втянули в эту бесполезную перепалку.
— И в то же время я слышала, как мистер Лоренс признал вас одним из лучших стратегов в мире.
— Я не предполагал, что ты ему это скажешь, — резко заявил Рауль.
Она с удовлетворением улыбнулась.
— Ты мог бы сказать, что мой морикадийский язык настолько плох, что я неправильно тебя поняла. Но ты этого не сделал, и теперь Данел знает, что это правда.
Рауль сердито посмотрел на нее.
Данел громко расхохотался:
— Она слишком умна для тебя, кузен!
— Я слишком умна для вас обоих, но это не такое уж большое достижение, чтобы им можно было похвастать, — сказала Виктория и снова повернулась к Данелу. — Не имея никакого образования в области управления, вы будете не королем, а настоящей бедой для страны. Однако если бы вы с мистером Лоренсом объединились, вы смогли бы объединить всю вашу семью и весь народ Морикадии под одним флагом и не провалить свое самое важное дело ради дурацкой мужской гордости. Я посоветовала бы вам обоим помнить, что только совместными усилиями вы сможете победить в грядущей революции.
Молчание так затянулось, что Виктория посмотрела на Данела, желая увидеть его реакцию.
Нахмурив лоб, он сидел, точно жаба на бревне.
Она взглянула на Рауля.
Он наблюдал за ней, полузакрыв глаза, словно пытался узнать о ней правду.
— Сейбер, твоя женщина сильно напоминает мне мою мать. Именно поэтому я никогда не навещаю старую греховодницу.
— Твоя матушка напугает кого хочешь, — признался Рауль.
— Она тоскует по твоей матери, — заявил Данел, стукнув кулаком по плечу Рауля. — Я так и не выразил соболезнования по поводу смерти твоей матери. Ты уехал, когда она умирала, а когда ты вернулся, я забыл о правилах приличия. Она была великой женщиной, и нам ее не хватает.
