Элизабет Торнтон - Нежные признания
— Разумно ли это? — спросил ее брат, который украдкой поглядывал на часы. — Убийцы не любят быть на виду.
— Я буду сама невинность. Кроме того, Джеймс с Родериком будут там. Они присмотрят за мной и Фэйт.
— Что? — Родерик снова отклонился назад на своем стуле, но он был так удивлен словами тетки, что качнулся вперед и чуть не потерял равновесие. — Но я почти не знал этого человека. Почему ты не пойдешь, отец?
Мистер Барнет решительно замотал головой.
— Зачем мне это? Нет, я уверен, что я там не нужен. — И чтобы исключить дальнейшие вопросы, он встал. — Посмотрите на часы. Я договорился встретиться в клубе с майором Хови и несколькими друзьями. Ему исполнилось шестьдесят лет, знаете ли, и мы приготовили для него роскошный праздник. — Затем он обратился к своей жене: — Не жди меня, дорогая. Я приду домой очень поздно.
— Жаль, — весело сказала тетя Мария. — А завтра вечером? Ты тоже будешь на встрече?
Это привело в замешательство мистера Барнета, но всего на пару секунд. Он щелкнул пальцами.
— Я почти забыл. Партия в карты. Простите. Не могу ее пропустить.
— Неважно, — ответила его сестра тем же веселым голосом. — Но ты пропустишь подарок, который я приготовила для всех вас. — Она обвела взглядом присутствующих. — До своего отъезда к Хенли я забронировала ложу в театре «Савой». Да, Гилберт и Салливан играют в «Микадо». Говорят, божественно. — Она тихо засмеялась. — Тебе понравится, Джеймс. Это здание полностью освещается электричеством.
Она дала им несколько секунд, чтобы обдумать ее слова, затем извинилась и вышла из-за стола.
— Нет, не уходи. Я хочу поговорить с тобой, Родерик, — сказал Джеймс.
Когда все вышли из оранжереи, он потянулся к серебряному портсигару, стоявшему на столе, но, открыв его, обнаружил, что тот пуст.
— Можешь пользоваться своими? — спросил он брата.
Родерик с любопытством посмотрел на него.
— Я не курю. От табака у меня начинается приступ астмы.
Это то, о чем Джеймс забыл. Со смешанным чувством вины и растерянности он произнес:
— Мы были не самыми лучшими братьями, правда? Это моя вина, знаю, но я в самом деле беспокоюсь о тебе.
В ответ Родерик скептично поднял бровь.
Джеймс настойчиво продолжал:
— Я хотел сказать, что в глубине души желаю тебе только лучшего.
— Ну, во-первых: мне девятнадцать лет, а ты вечно относился ко мне, как к надоедливой мухе. Нет. Я преувеличил. Такое впечатление, что ты вовсе не знал о моем существовании. О, не напрягайся, пытаясь объяснить свое безразличие! Я понимаю. Ты должен был строить свои железные дороги, а я всего лишь твой сводный брат.
— Тебе девятнадцать? Я думал, восемнадцать.
Родерик закатил глаза.
Угрызения совести Джеймса уже не были такими сильными.
— Послушай, — сказал он, — если ты проиграл в карты или потерял деньги на ставках, я хочу знать об этом.
Родерик скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
— Только не говори, что ты за меня заплатишь! Ого, Джейми, я тронут!
Джеймс про себя признал, что даже в лучшие времена не сильно заботился о благополучии брата, но это объяснялось тем, что у мальчика был отец. Их отец был опекуном и попечителем Родди. Тут Джеймс был не властен. Только при одной мысли об этом он почувствовал досаду. Он контролировал финансовые потоки, и это давало ему понимание, как происходят некоторые вещи. Его отец был ни на что не способен, даже хуже, чем не способен. Если бы он не вмешался, Колин Барнет потратил бы все до последнего пенни на содержание замка, который поглощал деньги, как губка воду.
Джеймс знал, что сказала бы Фэйт: его брат нуждался в наставнике-мужчине, к которому испытывал бы доверие и уважение, но Джеймсу было неудобно брать на себя эту роль при живом отце, и он был уверен, черт возьми, что и Родерик не позволил бы ему. Они были практически чужими. Он не нарочно игнорировал мальчишку: они почти не виделись и просто отдалились друг от друга.
Он посмотрел на Родерика и увидел себя в его возрасте. Их двоих отправили в школу, когда им было по восемь лет, родители редко их навещали, на каникулах за ними присматривали только слуги и периодически бабушка Макэчеран и тетя Мария. Неудивительно, что они выросли обидчивыми и сложными. Разница между ними заключалась в том, что он перестал бунтовать, когда увлекся поездами. Любопытно, есть ли у Родди какие-то особенные интересы? Он был полностью согласен с тетушкой: парням можно позволить небольшие глупости. Боялся только, что его брат мог погрязнуть в них выше крыши.
Он попробовал снова:
— Послушай, Родди…
— Нет, это ты послушай, Большой Брат! — Родерик резко встал и одернул рукав своего пиджака, словно отмахивался от удерживающей его руки. — Мне не нужно твое подаяние, и я не нуждаюсь в твоих советах по поводу того, что мне делать. Честно говоря, ты слишком поздно решил исполнять роль старшего брата. Поэтому, если я захочу играть, ходить к проституткам или пить до беспамятства, не стой у меня на пути.
Джеймс отставил стул и встал. Он закипал. Нет. Он уже кипел, и доля правды в словах брата лишь раздражала его. Но — черт побери! — он был главной поддержкой этой семьи и хотя не ждал, что его будут любить за это, желал хоть каплю уважения.
Он процедил сквозь зубы:
— Я бы посоветовал тебе придержать язык, иначе я преподам тебе урок, который ты нескоро забудешь.
Родерик громко рассмеялся:
— Должен предупредить тебя, дорогой братец, что я был чемпионом по борьбе в моем выпуске, до того как меня исключили.
Джеймс презрительно ухмыльнулся:
— Бороться с маленькими мальчиками — это одно дело. Но ты еще не дорос, чтобы справиться со мной.
Беспечное выражение исчезло с лица Родерика, но не сменилось осторожностью, вовсе нет. Он выставил вперед подбородок, его ноздри раздулись, в глазах появился зловещий огонек. Сходство между Джеймсом и младшим братом еще никогда не было таким очевидным.
Одним ловким движением Родерик скинул свой пиджак и отбросил в сторону. Джеймс сделал то же самое. Провоцирующим жестом юноша согнул указательный палец и поманил Джеймса.
— Thigibh an so, bodach! — изрек он. — Иди сюда, старик.
— Бог ты мой! Мальчишка немного знает гэльский. — Джеймс принял позу борца. — Eisol, bhalaich. — Это было все, что он знал на гэльском, и тем не менее, продолжил: — Nach ist thu.
Родерик нахмурился.
— И что это значит?
— Подойди и достань до меня, мальчик.
Не успел Джеймс договорить, как Родерик набросился на него, и они покатились по полу, сплетаясь руками и ногами. Изысканная фарфоровая посуда на столе тревожно зазвенела, но никто не обратил на это внимания. Они хрипели, тяжело дышали, и каждый стремился зажать другого.
