Джорджетт Хейер - Фредерика
— Мне еще не было дано указаний, сэр, — парировал Тревор.
— Нет, нет, это пустяки! — нетерпеливо воскликнул Джессеми, вытирая кровь с поцарапанного лба. — Со мной все в порядке! Ничего страшного, я только хотел бы — я не из-за этого сюда пришел, а потому… О, сэр, умоляю, не сердитесь!
— Успокойся! — скомандовал Алверсток и приподнял его упрямый подбородок.
— Никакая это была не мельница! И я знаю, что я прав! — с горечью сказал он, подавляя возмущение.
— Без сомнения! Но это не значит, что ты можешь заливать кровью весь мой дом! Чарльз, будь добр, — хотя, нет, я сам. Пойдем, борец за правду! Расскажешь мне все, пока я буду накладывать тебе пластырь.
Волей-неволей Джессеми пришлось последовать за ним, и, поднимаясь по широкой лестнице, он все горячился и доказывал, что его ссадины и царапины — ерунда, а он пришел к его светлости просто как жертва беззакония, предупредить его о том, что, возможно, вслед за ним сюда ворвутся разъяренные прохожие, которые свалили на него свои увечья и убытки, и станут требовать компенсации; а он умоляет оплатить все, под честное слово его, обвиняемого в этих грехах, что он вернет все до последнего гроша.
Наконец, умытый от пыли и крови, вручивший Нэппу свое испачканное платье, с заклеенными и замазанными ссадинами на лице и руках и с пластырем над бровью, проглотивший целебную микстуру из бренди с водой для успокоения разгулявшихся нервов, он был способен изложить маркизу связную версию инцидента. Он старался говорить спокойным голосом, и только руки, которые поминутно сжимались и разжимались, выдавали его внутреннее волнение. Закончил он на резкой ноте, встретившись негодующим взглядом с холодными, чуть насмешливыми глазами Алверстока:
— Я не имел права ссылаться на ваше имя, сэр, или утверждать, что я здесь живу. Я поступил так лишь потому, что не вынес, если бы они набросились на Фредерику! Не представляю, сколько я должен теперь заплатить, вероятно, огромную сумму, ведь машина разбилась вдребезги, как и тот стул, и… Но сколько бы это ни стоило, я сам заплачу эти деньги, а не моя сестра! На выходы Черис и так потрачено немало, а тут еще и я! Ни за что!
Он произнес это таким мученическим тоном, но маркиз испортил этот эффектный конец, когда прозаическим и даже скучным голосом сказал:
— Достойное решение. Что же ты хочешь от меня?
Находясь еще в возбужденном состоянии, Джессеми, однако, прикусил губу и постарался отвечать рассудительно:
— Я прошу вас одолжить мне сумму, которая может потребоваться, если вы будете так добры, сэр! Под обещание, что я верну ее вам из своего содержания. Видите ли, в настоящий момент у меня туго с деньгами. Я брал уроки и арендовал этот велосипед, так что…
— Не беспокойся! — посоветовал лорд, — Я не буду торопить тебя с возвратом долга.
Джессеми вспыхнул.
— Я знаю! Но только не говорите, что мне не нужно возвращать долг совсем или что мне не надо беспокоиться! Ничто не заставит вас не принять от меня деньги обратно, и я должен беспокоиться! Впервые в жизни я поддался соблазну! Тщеславие! Даже хуже! Я хотел затмить Феликса! Есть ли на свете что-то более презренное, чем стремление к такой глупой славе?
— Есть много чего и похуже, — ответил Алверсток. — И перестань самую обычную неприятность изображать смертным грехом! Случилось только то, что ты попал в переделку, совсем не по своей вине, и не стоит из-за этого продавать душу дьяволу. Я рад, что ты способен попадать в истории: познав, человеческие слабости, скорее станешь праведником, чем если в шестнадцать лет будешь строить из себя святого!
Похоже, Джессеми изумили эти слова, но после некоторого раздумья он сказал:
— Конечно, но — но, если ты не сопротивляешься искушению, разве это не говорит о слабости характера?
— Если ты решил предаваться аскетизму, это говорит о том, что тебе грозит превратиться в ограниченного педанта! — жестко сказал лорд. — Ну а раз ты обратился ко мне за помощью, это по крайней мере говорит о том, что ты не теряешь головы в минуту опасности! Я подсчитаю расходы, и ты выплатишь долг, когда сможешь, чтобы тебе не пришлось оказываться в стесненных обстоятельствах. А что до угроз, которыми запугали тебя, не обращай внимания! Если какой-нибудь кучер, или чинитель стульев, или кто-нибудь еще посмеет явиться сюда, требуя твоей крови, можешь быть уверен, что мистер Тревор справится с этими наглецами! Но никто и не придет!
— Ах, нет, — лицо Джессеми помрачнело. — Я не потому назвал им ваше имя — это и в голову мне не пришло! — но вот зачем я наврал им, что вы мой опекун…
Он умолк, раздумывая над этим, затем, устремив на Алверстока честный взгляд, промолвил:
— Это так же недостойно, как и все остальное!
— Возможно, однако, ты решил, что так удобнее! Но оставим рассуждения на темы морали, лучше послушай, что я хочу тебе предложить!
— Слушаю внимательно, сэр! — собрался Джессеми.
— Ты требовал моего покровительства как опекуна, так что теперь ты должен считаться с моим мнением. А оно таково, что тебе следует умерить свой пыл в отношении учебы и посвятить часть времени своему физическому развитию. Тебе нужна не самоходная машина, Джессеми, а лошадь!
Сумрачный взгляд Джессеми просветлел, и он невольно воскликнул:
— Конечно, если бы… Но здесь, в Лондоне, это невозможно! Слишком дорогое удовольствие.
Тебе это ничего не будет стоить. Ты будешь кататься на одной из моих лошадей, мне ты этим только поможешь.
— Ездить на ваших лошадях?! Вы… вы позволите мне, вы доверите мне?! — запинаясь от волнения, воскликнул Джессеми. — О нет! Я не заслужил такой награды!
— А тебя и не награждают: тебе приказывают! — сказал Алверсток. — Вам это будет полезно, молодой человек!
Вид Джессеми с устремленным на него горящим взором и дрожащими губами тронул его. Он улыбнулся и положил ему руку на плечо.
— Выше голову, малыш! — сказал он. — Знаешь, ты ведь не нарушил еще ни одной из десяти заповедей, так что не стоит делать из мухи слона! А если Нэпп уже вычистил твое платье, я отвезу тебя домой.
Глава 15
На следующее утро маркиз получил от Фредерики письмо, в котором она благодарила его за доброе отношение и выражала сожаление по поводу того, что ему пришлось беспокоиться по милости Джессеми. Он почувствовал, что за подчеркнуто учтивым стилем таилась жгучая подавленность. Она сама признала это через два дня, встретив его на одном из балов. В ответ на его шутливые расспросы она сказала:
— Ах, не смейтесь, я так подавлена! После всех моих обещаний! Я умоляю вас, простите меня!
