Лиза Клейпас - Люби меня в полдень
— Я-то только рад, что у тебя нет ни трубки, ни бакенбард, — по его лицу расползлась улыбка. — Однако, кажется несправедливым, чтобы кому-то, настолько любящему животных и насекомых, как ты, не было позволено обсуждать их. Возможно, мы сможем убедить их сделать для тебя исключение.
— Правда? — изумилась Беатрис. — Ты был бы не против таких нетрадиционных интересов у женщины?
— Конечно, нет. Разве есть хоть какой-то смысл жениться на женщине с нетрадиционными интересами, а потом пытаться сделать её обыкновенной?
— Ты собираешься сейчас сделать мне предложение? — глаза её округлились.
Кристофер повернул Беатрис лицом к себе, его пальцы поглаживали её под подбородком, понуждая поднять лицо.
— Я бы хотел сначала договориться кое о чём.
Беатрис выжидательно посмотрела на него. Он посерьёзнел, и, взяв её за руку, снова зашагал по заросшей травой тропинке.
— Во-первых... мы не сможем делить постель.
Она моргнула.
— У нас будет платонический союз? — нерешительно спросила она.
Кристофер чуть не споткнулся.
— Нет. Боже мой, нет! Я имел в виду, что у нас будут отношения, но мы не будем спать вместе.
— Но... думаю, мне бы понравилось спать с тобой.
Он крепче сжал её руку:
— Мои кошмары не дадут тебе спать.
— Ну и что, я на это согласна.
— Я могу нечаянно задушить тебя во сне.
— О! Да, на это я бы не согласилась, — медленно шагая, Беатрис сосредоточенно хмурилась. — Могу ли я в свою очередь попросить тебя кое о чём?
— О чём именно?
– Не мог бы ты перестать употреблять крепкие напитки, и в будущем пить только вино? Я знаю, что ты пользуешься спиртным, как лекарством от твоих других проблем, но возможно, что оно только усугубляет их, и...
— Не надо меня уговаривать, любимая. Я и сам уже решил так сделать.
– О! — она обрадованно улыбнулась ему.
— Я попрошу тебя только ещё об одном, — сказал Кристофер. — Не занимайся больше опасными делами: не надо лазать по деревьям, тренировать полудиких лошадей, вынимать зверей из ловушек, и тому подобное.
Во взгляде, брошенном ему Беатрис, читался немой протест, сопротивление любым планам ограничить её свободу. Кристофер понимал её.
— Я не буду требовать от тебя слишком многого, — тихо сказал он. — Но я бы не хотел беспокоиться о том, что ты можешь пораниться.
— Люди ранятся всё время. Могут загореться юбки, на человека могут наехать повозки, грохочущие по дорогам, или можно запнуться и упасть….
— Вот именно. Жизнь и так достаточно опасна, ни к чему искушать судьбу.
Беатрис поняла, что её семья давала ей гораздо больше воли, чем будет давать муж. Пришлось напомнить себе, что в браке будут и плюсы.
— … В скором времени мне придётся поехать в Ривертон, — говорил Кристофер, — нужно многое узнать о том, как управлять поместьем, не говоря уже о рынке древесины. Если верить управляющему, производство древесины в Ривертоне нестабильно. К тому же в том районе строится новая железнодорожная станция, она принесёт нам пользу только в том случае, если будут проложены хорошие дороги. Я должен принять участие в планировании, иначе потом пенять придётся только на себя. — Он остановился и развернул Беатрис лицом к себе. — Я знаю, как близки твои отношения с семьёй. Смогла бы ты жить вдали от них? Фелан-хаус останется за нами, но большую часть времени мы будем жить в Ривертоне.
Мысль о жизни вдали от родных поразила её. Они всегда были её миром. Особенно Амелия — её единственный якорь. Но к нотке обеспокоенности примешивалось и радостное возбуждение. Новый дом, новые люди, новые, ещё неисследованные места... и Кристофер. Самое главное, Кристофер.
— Пожалуй, смогла бы, — ответила Беатрис. — Я скучала бы по ним. Но большую часть времени здесь я предоставлена самой себе. Мои сёстры и брат заняты своими семьями, у них своя жизнь, как оно и должно быть. Думаю, что была бы счастлива, имей я возможность навестить их всегда, когда только пожелаю.
Кристофер погладил её по щеке, потом нежно скользнул костяшками пальцев по горлу. В его взгляде было понимание, и сочувствие, и кое-что ещё, что заставило её порозоветь.
— У тебя будет всё, — сказал он, — что потребуется, чтобы ты была счастлива. Нежно притянув её поближе, он поцеловал её лоб, а потом спустился к кончику носа. — Беатрис. А теперь я должен тебя спросить кое о чём. — Его губы нашли изгиб её улыбающегося рта. — Любимая моя.... Я бы выбрал несколько часов с тобой против жизни, проведённой с другой женщиной. В той твоей записке не было нужды, меня не надо было просить отыскать тебя. Я мечтал найти тебя всю свою жизнь. Не думаю, что среди живущих обнаружится мужчина, обладающий всеми достоинствами, которых ты заслуживаешь в муже... но, умоляю, позволь мне попробовать. Ты выйдешь за меня замуж?
Беатрис, потянув его голову вниз, приблизила губы к его ушам:
— Да, да, да, — прошептала она, и, безо всякой причины, просто потому, что ей так захотелось, легонько прикусила его мочку.
Не ожидавший любовного укуса Кристофер посмотрел на неё сверху вниз. Дыхание Беатрис участилось, когда она увидела в его взгляде обещание возмездия и удовольствия. Он прижался к её губам крепким поцелуем.
— Какой свадьбы тебе бы хотелось? — спросил он, и поцеловал её ещё раз прежде, чем она успела ответить.
— Такой, которая сделает тебя моим мужем. — Она коснулась его губ пальцами. — А какой хотелось бы тебе?
— Быстрой, — усмехнулся он.
Глава 19
Для Кристофера стало весьма обескураживающим фактом, что за каких-то две недели он так гармонично вписался в круг своих будущих родственников. Если когда-то он всеми возможными способами стремился избежать общения с ними, считая Хатауэйев людьми своеобразными и эксцентричными, то сейчас настойчиво искал их компании, и почти каждый вечер проводил в Рэмси-Хаусе.
Хатауэйи всё делали от души: ссорились, смеялись, и, казалось, искренне заботились друг о друге, чем разительным образом отличались от любых других семейств, с которыми Кристофер был знаком. Натуры от природы любознательные, они интересовались любыми новыми веяниями, изобретениями и открытиями. Вне всякого сомнения, немалое влияние на интеллектуальное развитие всех членов семьи оказал в своё время их покойный отец, Эдвард.
Кристофер чувствовал, как счастливый, хотя порою суматошный уклад этого дома дарит ему желанный покой, которого ему так и не удалось достичь в шумном и суетном Лондоне. Как бы то ни было, но Хатауэйи с присущими им резкими чертами характера странным образом сглаживали раны, искорёжившие его душу. Они нравились Кристоферу все без исключения, но пожалуй особую симпатию он испытывал к Кэму — главе семьи или клана, как тот любил называть своих родных. Будучи надёжным, уравновешенным и терпеливым человеком, Кэм в случае необходимости готов был поддержать любого из Хатауэйев.