Николь Джордан - Брачная ночь
— Ты хочешь меня, моя сладкая. Хочешь, чтобы я наполнил тебя собой.
— Не хочу, — произнесла она неуверенно, зная, что лжет. Николас чувствовал тот же пламень в крови. От одного прикосновения к ней плоть его напряглась. Он готов был взорваться прямо сейчас. И стискивал зубы, чтобы продлить удовольствие.
Она все еще сопротивлялась, но страха в ней не было. Иначе он тут же оставил бы ее в покое. На этот раз он не уступит. Пусть она злится, злость — родная сестра страсти. А ее страсти он желал больше всего на свете. Он должен разрушить рамки, в которых она удерживает свои эмоции, заставить ее расслабиться, убедить, что страсть — не самое ужасное в жизни.
Он смотрел в ее голубые глаза. Стоило ему коснуться ее, и она откликалась, желание, бушевавшее в ней, рвалось наружу, чтобы освободить его из плена.
Николас приник губами к ее губам так, что ей стало трудно дышать. Он безжалостно мял ее губы, и она забыла обо всем на свете, дрожа от страсти. Николас отстранился и посмотрел ей в глаза. В его взгляде горело мрачное, опасное пламя.
Аврора замерла, увидев, что он расстегнул бриджи. В его прищуренных глазах горела похоть. Он ногами прижал се раздвинутые ноги к стене. Аврора затрепетала от желания.
— Николас, — только и смогла она пробормотать, — не здесь…
— Здесь и сейчас.
Он приподнял ее, держа за талию, и вошел в нее мощным глубоким толчком. Глаза ее распахнулись, будто от шока, дыхание стало прерывистым.
Он замер, тяжело дыша, давая ей привыкнуть к себе. Еще один удар сердца, и он вышел, но лишь затем, чтобы вновь глубоко войти в нее. Жаркий, настойчивый, сильный, удерживая ее ноги в раздвинутом положении, он раз за разом проникал в нее.
Аврора застонала, и вдруг тело ее ожило — оно больше не могло оставаться неподвижным. Она обнимала его, царапая спину, бедра в бешеном ритме толкались навстречу его толчкам. Она не знала, что желание может быть таким яростным, гневным, бездумным и всепоглощающим. Это было настоящее безумие.
Но никогда еще она так остро не ощущала, что жива, — каждым нервным окончанием, каждой клеточкой тела. Она вся состояла из страсти, из голода, из желания.
С каждым его толчком она всхлипывала, не в силах сдерживать себя, и вот внезапно, без всяких видимых признаков приближения, ее охватил экстаз — взрыв, взлет, яркая вспышка перед глазами.
Он сдержал ее крик, зажав ей рот поцелуем. По телу ее пробегали судороги. Еще несколько секунд — и он застонал и дал волю себе, своей яростной разрядке.
Аврора повисла у него на плечах, словно сквозь сон ощущая пробегавшие по телу теплые волны утихающей бури. Какое-то время они молчали, в тишине было слышно лишь их дыхание. По телу Авроры разливалась приятная истома.
Первым очнулся Николас.
Аврора, чье сознание все еще пребывало в тумане, с трудом открыла глаза. Николас пристально смотрел на нее. Ей стало страшно. Господи, что она наделала?
— Пусти меня, — прошептала она.
— Аврора… — начал было он, но она перебила его.
— Пусти! — На этот раз требовательнее и громче. Николас послушно опустил ее на пол, но она едва не упала, ноги подкашивались. Николас отступил, застегнул бриджи. Лицо его было непроницаемым и отчужденным.
Аврора в отчаянии закрыла глаза. Ее мучил стыд. Они спаривались, словно животные. Она позволила Николасу взять ее в гостиной, куда в любой момент могли войти слуги. И запросто заглянуть Гарри…
— Как ты посмел? — срывающимся голосом пробормотала она. — Как ты посмел взять меня, словно какую-нибудь шлюху?
Николас обернулся.
— Ты ошибаешься, моя сладкая. Я взял тебя как женщину. Страстную женщину, которая боится огня, пылающего у нее в крови.
Николас видел, что попал в точку.
— Уходи, я не желаю тебя больше видеть, — с нотками гнева в голосе сказала она.
— Я все еще остаюсь твоим мужем, Аврора, — тихо напомнил он. — И могу брать тебя в любое время и в любом месте, где пожелаю.
Она окинула его презрительным взглядом.
— Я просила тебя уйти.
Сжав зубы, Николас посмотрел ей в глаза и увидел в них недоверие и гнев. Она никогда не покорится ему. Губы у нее были припухшими от его поцелуев. Он чувствовал, как пульсирует кровь в его стремительно твердеющей плоти, но старался не касаться жены. Не знал, сможет ли тогда удержать в узде и свою похоть, и свой гнев.
— Ты лжешь себе, — сказал он дрогнувшим голосом. — Ты хочешь меня. В тебе живет ненасытный голод, и ты это знаешь.
Он увидел боль в ее голубых глазах, но когда шагнул к ней, она отвернулась.
— Не трогай меня.
Он направился к двери, но, уже взявшись за ручку, помедлил. Смешок его был коротким, хриплым и тихим.
— Когда я увидел тебя впервые, подумал, что ты самая храбрая женщина на свете. Как же я заблуждался! Чтобы взглянуть собственному страху в лицо, необходимо мужество. Когда оно у тебя появится, дай мне знать.
Не оглянувшись, он ушел.
Аврора закрыла глаза. Ее трясло от гнева, от облегчения, от страха.
Страх жил в ней, от страха у нее все сводило внутри. Да, она малодушна. И она боится его. Или же эмоций, которые он в ней вызывает. Или самой себя, когда он к ней прикасается.
Пусть катится в ад! Ну почему одно лишь его прикосновение заставляет ее забыть обо всем на свете? Его ласка воспламеняет ее, доводит до безумия. В его объятиях она перестает быть самой собой.
Аврора покачала головой, повела плечами и тихо застонала. Она по-прежнему стояла, прислонившись спиной к стенe, ощущая, как его семя горячей струйкой течет по внутренней стороне бедра.
Рука ее легла на живот. Господи, как она допустила, чтобы он вот так взял ее? И как сможет его забыть после того, что случилось сегодня? Она все еще ощущала его мощные толчки у себя внутри…
Аврора глубоко вздохнула. Надо подавить в себе эту пагубную страсть. Не подпускать его близко. Она не сможет с этим жить.
Но при одной мысли о том, что она никогда больше не увидит Николаса, не почувствует его тела, ей сделалось больно и одиноко. Однако выбора не было.
Она знала, каково это — жить с деспотом и самодуром. Но Николас во сто крат хуже отца. Он не просто будет манипулировать ею, он сделает ее своей вещью. Рабой. Рабой страсти. И в огне этой страсти сердце ее сгорит дотла, останется только пепел.
Глава 17
Руки его обнимали меня; губы были сама нежность, нежность, от которой хочется плакать.
Николас лежал на кушетке в своем гостиничном номере, смотрел в потолок и проклинал себя за то, что овладел Авророй у нее дома.
Он не думал, что спор их зайдет так далеко и кончится безумной вспышкой желания. Но ее гнев распалил его, а поцелуй заставил забыть о здравом смысле. В ту секунду, когда он коснулся ее, все было предрешено, он не мог не дойти до конца.
![BlackSpiralDancer - Unwritten [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
