Ширин Мелек - Кёсем-султан. Величественный век
Прямо скажем, тяжкая это будет работа. Покамест слишком многое подтверждает ту уверенность.
Совсем недавно янычары, ценнейшие из слуг Высокой Порты, получили право официально заводить семьи и записывать детей в корпус по праву наследства. Вскоре пришлось, хоть и с кучей оговорок, это право расширить и на правоверных как таковых, иначе ропот бы пошел: ведь теперь набор в янычары не только проклятье, но и возможность карьеры. Ох и рванули туда правоверные! Не сами почтенные отцы семейств, конечно, но младших сыновей в корпус проталкивать норовили так, как в двери при пожаре проталкиваются. Бакшиш платили, высокое знакомство отыскивали, на кулаках друг с другом дрались и за бороды таскали. Потому что служба в янычарском корпусе – это не только карьера для записанного туда сына, но и для всей его семьи щедрый приварок.
К родичам своих верных слуг Порта великодушна: такие налоговые поблажки им дает, что соседи и конкуренты от зависти бороды рвут клочьями. А уж самому янычару – как достигнет он хотя бы такого ранга, в котором его называют баши, не говоря уж об аге, – о, ему все пути будут открыты. И торговый или ремесленный дом, в который он входит как «свадебный ага», процветет невозбранно. Особенно если управляет этим домом его взаправдашняя семья: отец, дядья, старшие братья, племянники. Причем семья турецкая, и ранее пользовавшаяся всеми возможностями, доступными лишь правоверным…
Ничего этого янычарские родичи не получат. Во всяком случае, от Аджеми. Он из себя ковал настолько правильного янычара, что и наставникам в Эндеруне, поди, неловко становилось. Такие, как он, парчовый пояс не носят, их удел – сложить голову в сражении еще прежде, чем до среднего ранга дослужатся. И тем паче не станет такой человек пользоваться для карьеры тем, что он был другом юности султана. Самое большее – попросит своего друга юности, когда тот станет наконец султаном, оказать ему высшую милость: послать в опаснейшую из битв…
Когда девушки это про Аджеми поняли, им тоже стало в его присутствии неловко. Впрочем, надолго такое чувство не задержалось. Просто приняли к сведению, насколько он правильный, причем в первую голову как янычар. И следили за тем, чтобы ни самим на эту правильность не напороться, ни чтобы другим она урона не причинила. Хотя бы даже и самому Аджеми.
* * *Подруги действительно могли сейчас оказаться необходимы как умиротворительницы. Если они с этим еще не опоздали: мальчишки как-то незаметно успели сказать друг другу опасные слова и теперь стояли в полной растерянности. Все. Почти все, то есть включая даже Ахмеда – но исключая, конечно же, Аджеми.
– Отвечаешь? – твердо, почти презрительно сказал он кому-то из близнецов, как и ранее, смотря в пространство между ними. – Уверен? О мой шахзаде, прикажи, чтобы сюда принесли шесты: увидишь, как твои янычары умеют биться древковым оружием!
Тут Аджеми наконец увидел Махпейкер с Башар и все-таки сбавил тон: говорить резко в присутствии девушек у него совсем не получалось.
– Не мои, а отцовские, – аккуратно вставил Ахмед.
Это он правильно сделал, потому что их сейчас слушает или, во всяком случае, может слышать множество посторонних ушей: дворец – он шкатулка с изобилием сюрпризов. И раз так, то все должны знать, что престолонаследник никоим образом не покушается на прерогативы отца своего султана.
Посторонние уши, надо думать, все восприняли правильно. А вот Аджеми и близнецы даже не заметили этой реплики. Стоят, глазами друг на друга сверкают, яростно раздувают ноздри.
– А зачем тебе два шеста, янычар? – негромко произнес Яхья, увидев возможность вмешаться. – Ты ведь вроде хотел показать, как гвизармой против эспады работать будешь. Ну так и одного хватит. Будет у тебя шест как тяжелый и очень длинный клинок для боя на дальней дистанции…
Может, он тоже хотел стать умиротворителем – но отчего-то получилось наоборот. Аджеми и близнецы разом гневно втянули в грудь воздух…
– А рука – короткий клинок, – нейтральным тоном заметила Башар, и воздух, втянутый в три груди, тихо вышел наружу, так и не породив ни единого слова, гневного или оскорбительного.
– Точно! – поспешил вмешаться Ахмед. – Равной клинку ей не быть, но подспорьем она станет хорошим…
– Вся рука, – согласился Доган. – И кулак, и локоть…
– И вот… – Его брат двумя «ножевыми» движениями, тычковым и горизонтальным, продемонстрировал вторые суставы пальцев, а потом еще и тычок большим пальцем обозначил. – В кадык, в висок…
– И локоть с коленом, – подхватил Аджеми. – И пояс, сапог на ноге, ватный халат, плащ, что носят поверх доспехов. И булыжная мостовая – если берешь чужой город или защищаешь свой. Стены зданий, камни пролома в крепостной стене, даже земля под ногами, если сошлись прямо в поле, – все это оружие. Проверено жизнью!
– И смертью, – разом кивнули близнецы. А потом с огорчением добавили, тоже вместе: – Жаль, что это не получится…
Они с Аджеми в недоумении посмотрели друг на друга, точно стараясь понять, из-за чего именно совсем недавно были готовы сцепиться.
– Что не получится? – Голос юного янычара звучал не менее пылко, чем минуту назад, но вот непримиримость куда-то делась.
– Где не получится? – заинтересованно спросил Яхья.
– Ничего, кроме игры клинков, – ответил янычару Доган.
А брат его тем временем объяснял среднему шахзаде:
– В правильной схватке. На войне, конечно, всякое случается, тут иной раз коварство поможет, внезапность или хитрые приемы какие. Но в ней-то, войне, точно ничего правильного нет. Вообще.
В воздухе снова повисла недоуменная пауза – и Махпейкер почувствовала, что тут опять пришло время женской мудрости. Потому что для мужчин, пускай они и мальчишки, выбраться из этого тупика выше сил.
– Султан сражается только на войне, – строго произнесла она.
Пауза продолжала длиться, делаясь все более неловкой. И вдруг младший шахзаде, Мустафа, звонко расхохотался. Мгновения не прошло, как смеялись уже все: юноши и девушки, потомки султана и совсем ему не родичи.
– Да… – проговорил наконец Ахмед, обессиленно смахивая с глаз слезы. – Повеселили вы меня сегодня… На войне так не пофехтуешь, права моя гёзде: что-то мы, дураки, без женщин могли бы?
«Даже родиться не смогли бы!» – чуть не съязвила Махпейкер, но сумела промолчать.
– Там другие навыки в цене, другое оружие, – продолжал шахзаде. – Без доспехов, как вы тут показывали сейчас, пусть простолюдины дрекольем бьются, а в доспехах – вообще совсем отдельное искусство… (Близнецы кивнули.) И таких прыжков с подшагом, такой игры ног – ее не будет, когда через миг после прыжка под ногами скользкая накренившаяся палуба. (Близнецы снова кивнули, очень даже понимающе.) Или осыпающиеся камни стенного пролома. (Тут уже кивнул Аджеми.) Когда стоишь в тесном строю, когда под задницей лошадь, или по нее же в трупах увяз, или выше ее в воде. Когда ты уже сам несколько раз задет, а конца бою не видно… Что?
