Стефани Лоуренс - Любовь на краю света
— Боюсь, я не настолько искусный охотник, чтобы поставить капкан на кролика, а забивать овцу или ягненка (даже если нам удалось бы их поймать) было бы неблагоразумно, — отозвался Джереми, продолжая поиски. — Однако, — он вынырнул из мрака, держа в руках длинный прут, обвитый тонкой бечевкой, — пожалуй, я смог бы поймать нам пару форелей. — Он широко улыбнулся. — Я слышал неподалеку шум ручья. Пойду посмотрю, что тут водится, пока окончательно не стемнело.
Заразившись его воодушевлением, Элиза вышла из хижины следом за ним. Джереми пересек небольшую полянку и, остановившись, кивнул в сторону выложенного камнями круга в самом ее центре:
— Вы не думаете, что проще будет приготовить рыбу здесь, чем в доме? Может, попробуете развести огонь?
— Хорошо, — откликнулась Элиза.
— Трутница в сумке.
Джереми скрылся за деревьями.
Дойдя до края поляны, Элиза увидела ручей, сбегавший по склону холма. Он весело бурлил и пенился, пробиваясь между скалами и образуя внизу небольшое озерцо. Этот водоем отделяло от домика не более двадцати ярдов.
Должно быть, поэтому хижина здесь и стоит, решила Элиза.
Увидев, как Джереми остановился на берегу озерца и возится с бечевкой, прилаживая крючок, она оставила его рыбачить (она ничего не смыслила в рыбной ловле), а сама принялась искать под деревьями хворост.
Май только начался, вдобавок беглецы забрались высоко в горы, холодный ночной воздух здесь оставался сухим, а сумерки, к счастью, длились долго. Элизе никогда не приходилось разводить костер самой, но, в конце концов, ей удалось разжечь небольшое пламя. Старательно поддерживая его, она понемногу подбрасывала в огонь ветки, и вскоре на камнях запылал вполне сносный костер. Довольная плодами своих трудов, Элиза проворно обошла поляну и собрала целую гору сучьев.
Джереми все не возвращался. Посмотрев вниз, Элиза увидела, что он неподвижно стоит у кромки воды, а удочка в его руках слегка покачивается. Фигура его была все еще отчетливо видна в сгущающихся сумерках. По черному небу плыла луна, придавая серебристый отблеск каждой линии его тела.
Вернувшись к костру, Элиза задумалась, как приготовить рыбу. Она снова вошла в хижину, нашла подсвечник, зажгла свечу и принялась искать что-нибудь подходящее среди кухонной утвари, сложенной возле очага.
Ей потребовалось немало времени, чтобы разобраться, для чего предназначены некоторые из этих загадочных предметов. Остановив, в конце концов, свой выбор на железном вертеле, она вышла к костру, и в эту минуту на поляне появился Джереми с удочкой и двумя крупными рыбинами в руках.
Широко улыбаясь, он остановился у костра и гордо продемонстрировал свой улов.
Элиза, улыбаясь, выразила восхищение.
— Прекрасно! — Она смущенно посмотрела на Джереми. — И что теперь?
Выпустив из рук удочку, Джереми разложил рыбу на густой траве.
— Я выпотрошил форель у ручья, так что нам нужно лишь… — Взяв в руки длинный вертел, он ловко насадил на него одну рыбину, продев острый железный прут вдоль хребта от головы к хвосту. — Мы поджарим их по очереди.
Джереми укрепил вертел над огнем на двух треногах, расставленных по обе стороны от костра.
— Вот так.
Отодвинувшись, он расположился на траве рядом с Элизой.
Сидя плечом к плечу, они наблюдали, как поджаривается рыба. Взяв из кучи веточку, Джереми поворошил в костре горящие сучья.
— Вся хитрость в том, чтобы не спешить. Пусть рыба попечется подольше. Мы ведь не хотим, чтобы она обуглилась?
Элиза кивнула. Джереми заглянул в ее улыбающееся лицо, и сердце его наполнилось радостью.
В следующее мгновение она поднялась на ноги.
— Я принесу хлеб и тарелки.
Джереми остался сидеть возле костра, наблюдая, как аппетитно шипит рыба над огнем.
Вскоре вернулась Элиза с двумя оловянными тарелками, грубыми вилками, ножом и кружками с водой. Помогая ей устроить ужин на траве, Джереми с удивлением подумал, что никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым. Радость так и бурлила в нем.
Извечное древнее чутье подсказывало ему, что это чувство не стоит исследовать и подвергать анализу, но разум не желал уступать. Его острый, отточенный ум ученого привык анализировать, это происходило непроизвольно, независимо от обстоятельств. И все же по каким-то неведомым причинам на этот раз в нем победило желание наслаждаться мгновением, просто быть, не задумываясь о собственных скрытых побуждениях и желаниях.
Ему захотелось раствориться в потоке жизни.
Какая-то часть его существа, более мудрая и искушенная, знала, что подобные мгновения слишком редки, чтобы бездарно тратить их на тревоги и сомнения, ими нужно наслаждаться без раздумий и колебаний.
Путешественники успели подставить оловянные тарелки под рыбу как раз вовремя, прежде чем она соскочила с вертела, отделившись от костей. С тихим смехом торжествуя победу, они насадили на вертел вторую форель, а затем набросились на еду, которой придавали особый вкус пережитые приключения и волнения этого долгого дня.
Наконец Элиза облизала кончики пальцев и, блаженно закрыв глаза, прошептала:
— Никогда в жизни не пробовала ничего вкуснее.
Джереми не мог не согласиться с ней. Свежая вода из ручья не уступала в сладости самому лучшему вину. Вторая рыбина отправилась вслед за первой.
Насытившись, беглецы поставили тарелки на траву и, сидя рядом плечом к плечу, долго смотрели на языки пламени. Потом Элиза подняла глаза на Джереми.
— Расскажите мне о своей семье.
«Расскажите мне о себе», — слышалось за этой просьбой.
Повернув голову, Джереми встретил взгляд Элизы.
— Вы знакомы с Леонорой.
— Но, если я не ошибаюсь, вы живете с дядей, не так ли?
— Да, с дядюшкой Хамфри. — Джереми вновь отвернулся к костру. — Мы с сестрой поселились у него, когда умерли наши родители. Мне было двенадцать. Хамфри жил тогда в Кенте, но через несколько лет все мы переехали в Лондон, там дяде было удобнее заниматься своими исследованиями.
— А что он изучает?
— Памятники древней письменности, как и я.
Залюбовавшись игрой теней на строгом лице Джереми, озаренном пламенем костра, Элиза не сразу задала следующий вопрос:
— Вы с дядей специализируетесь в какой-то определенной области?
— Точнее, занимаемся определенными языками. Преимущественно шумерскими текстами, это нам нравится больше всего, но оба мы посвятили себя изучению иероглифического письма и консультируем по самому широкому кругу вопросов, связанных с древней письменностью.
— И часто к вам обращаются?