Филиппа Карр - Обет молчания
Жан-Паскаль молчал, и я продолжала:
— Должен ли он знать правду? Правильно ли скрывать ее? Разве каждый человек не имеет право знать, кем является он или она?
Жан-Паскаль медленно произнес:
— Этот вопрос можно рассматривать с разных точек зрения. Священна ли правда? Кто-то когда-то сказал: «Слово — серебро, молчание — золото», а кто-то другой ответил: «Там, где неведение — благо, глупо быть мудрым».
— Я знаю. Но что произойдет, когда Эдвард станет взрослым и может захотеть все узнать? Нет сомнения, что так и будет.
Жан-Паскаль задумался. Потом сказал:
— Эдвард считает себя членом вашей семьи.
Вскоре он начнет задавать вопросы, на которые придется отвечать. Что думают сейчас окружающие? Это мальчик, родители которого погибли во время бомбардировки Монса. Ты, английская школьница, находившаяся в дружеских отношениях с его семьей, нашла его в саду разрушенного дома. Ты покидала Францию перед приходом немцев и забрала его с собой. Это наилучшая версия. Отец, виновный в смерти его матери? Мать, отославшая его приемным родителям, считающая его рождение своим позором? Нет, нет. Давайте придерживаться более приемлемого объяснения. Существует время для слов, Люсинда, и время для молчания. В этой истории с Эдвардом давайте дадим обет молчания.
Я улыбнулась Жану-Паскалю. Я верила в правоту этого человека, познавшего большинство вещей, которые способна предложить жизнь, и прекрасно постигшего ее законы.
И мы дали обет молчания.
Ожидание поезда показалось мне очень долгим.
На платформе толпилось множество людей, все ждали воинский эшелон, везущий с фронта героев.
Когда поезд подошел к станции, его встретили бурей приветственных возгласов. Мы все подались вперед, мужчины, женщины и дети, и каждый высматривал того единственного человека, чье возвращение означало для него так много: конец страхов, вновь обретенную надежду на будущее, не омраченную мыслями о войне и ужасом возможной утраты.
Мы не сразу нашли друг друга.
И вот появился Роберт. Я смотрела на него уже несколько мгновений, прежде чем он заметил меня.
Он повзрослел и немного осунулся, но его глаза сияли.
Мы бросились друг к другу в объятия, не стыдясь своих чувств, как все на этой заполненной людьми платформе.
— Роберт, Роберт! — закричала я, не в силах найти других слов и все время повторяя его имя.
— Люсинда! — ответил он. — Вот я и вернулся.
