Эльза Вернер - Дорогой ценой
– Я протестую! – возразил молодой врач. – О монастыре нужно забыть. Вы ведь еще свободны для счастья, вы же не давали обета.
– Я сама наложила его на себя. Я обещала настоятельнице и своему духовнику, и это обещание связало меня, как клятва, данная перед алтарем.
– Совершенно согласен с тем, чтобы вы принесли клятву перед алтарем, – ответил Макс, – но я должен лично быть при этом и тоже клясться вместе с вами, как принято делать при венчании. И если настоятельница и ваш духовник вздумают помешать, то им придется иметь дело со мной. Я уже как-нибудь покончу с ними, я поспорю с духовенством всего мира о том, что…
– Ради Бога, не горячитесь так! – с неподдельным страхом взмолилась молодая девушка. – Волнение ведь опасно для вас!
– Прежде всего нам необходимо выяснить все, – сказал Бруннов, а затем забросал Агнесу такими неопровержимыми уверениями и доводами, так ясно доказал ей, что она – его невеста и должна быть его женой, что бедная девушка в замешательстве в конце концов сама начала верить тому, что он прав и что обстоятельства сложились именно так, чтобы это осуществилось.
Нужна была более энергичная натура, чтобы противоречить Максу в таких условиях. Мнимо умирающий, с которым только что простились и которому обещали духовное общение по ту сторону бытия, вдруг делает в высшей степени земное предложение руки и сердца и чуть ли не силой готов вырвать согласие, в котором ему отказывают! Агнеса, правда, все еще настаивала на своем намерении удалиться в монастырь, но когда молодой человек привлек ее в свои объятия и стал целовать, она не сопротивлялась. Не оставалось никакого сомнения в том, что он победил, и Макс подумал про себя:
– Слава Богу, все кончилось благополучно. Да здравствует глупость моего коллеги!
Довольно скоро доктору Бруннову пришлось убедиться в том, что глупость его коллеги повлекла за собой и более серьезные последствия.
День миновал совершенно спокойно. Несмотря на перенесенные волнения, больной чувствовал себя так хорошо, что и Агнеса начала верить в его спасение.
Вечером, когда уже почти стемнело, она вошла в комнату больного с лампой в руках и сообщила ему, что пришел какой-то пожилой господин, некий доктор Франц, подробно расспросил о его здоровье и выразил желание видеть его. У него будто бы есть поручение от одного коллеги, и он во что бы то ни стало желает лично ознакомиться с состоянием доктора Бруннова, которому посылает несколько слов.
Макс взял записку, набросанную карандашом, и равнодушно произнес:
– Доктор Франц? Мой почтенный коллега, кажется, все еще не может осмыслить сегодняшний невероятный случай и желает составить формальный протокол о нем. Этому господину…
Макс вдруг умолк. Как только его взор упал на записку, он с испуганным выражением на лице нервно скомкал ее.
Агнеса насторожилась и тревожно спросила:
– Что такое? Ты знаком с этим доктором Францем? Несмотря на все монастырские идеи, девушка уже успела в течение дня перейти с Максом на «ты».
– Да, знаю его давно, – ответил Макс, уже овладев собой, хотя голос все же изменял ему. – Я хочу поговорить с ним сейчас же, но прошу тебя, Агнеса, оставь нас вдвоем и постарайся, чтобы никто не помешал нам!
Агнеса немного смутилась. В продолжение всего дня Макс ни на минуту не отпускал ее от себя, а теперь сам отсылал прочь. Но она успокоила себя мыслью о том, что предстоит медицинский разговор, и пошла сказать пришедшему, что его ждут.
Вскоре в комнату вошел худощавый, слегка сутулый старик с седыми волосами. Он торопливо прикрыл за собой дверь и стремительно подошел к больному. Макс протянул руки ему навстречу и взволнованно воскликнул:
– Отец! Ради Бога, как ты попал сюда? Как ты рискнул сделать это?
Рудольф Бруннов вместо ответа положил руку на плечо сына и с мучительным страхом устремил на него пытливый взор.
– Тебе лучше? Мне уже сказали… Слава Богу!
– Но откуда ты узнал, что я ранен? – спросил Макс. – Ты не должен был знать об этом, пока я окончательно не поправлюсь. Я не хотел понапрасну беспокоить тебя.
– Я получил вчера телеграмму от твоего врача. Он сообщил мне, что ты тяжело ранен, что твое положение в высшей степени опасно и что я должен быть готов ко всему… Через час я уже был в дороге и с ближайшим курьерским поездом поспешил сюда.
– Проклятый коллега! – с яростью крикнул Макс. – Мало того, что он замучил своей глупостью меня и всех окружающих, он должен был еще вызвать тебя! Знай я об этом сегодня утром, досталось бы ему!
Старый Бруннов радостно перевел дух.
– Ну, если ты еще можешь так горячиться, то дело совсем не так плохо. Я боялся найти тебя в совершенно ином состоянии. Неужели опасность так быстро была устранена?
– Да и не было никакой опасности! Легкая лихорадка, слабость, вызванная потерей крови, – вот и все… Но скажи мне, отец…
– После! – перебил его отец, все еще заметно взволнованный. – Я хочу посмотреть твою рану. Пока я не сделаю этого, я не успокоюсь.
Он снял повязку и принялся за исследование раны. Лицо его прояснилось, и он тихо покачал головою.
– Ты совершенно прав. Рана довольно глубока и вначале могла показаться опасной, но она не угрожает жизни. Не могу понять твоего врача.
– Спаси и помилуй, Бог, тех больных, которые попадут в его руки! – выразительно заметил Макс. – Но как ты, несмотря на эту несчастную телеграмму, решился приехать сюда? Ты ведь знаешь, что прежний приговор еще не потерял своей силы. Тебя сразу же арестуют, едва лишь узнают, и посадят в крепость.
– Успокойся, пожалуйста! – возразил Рудольф Бруннов. – Нечего опасаться, что узнают, я принял необходимые меры. Приехав, я остановился в гостинице в предместье под именем доктора Франца. Да и никто не знает меня в этом городе, никто… за исключением, – лицо его нахмурилось, – губернатора, с которым я едва лишь встречусь. У нас много оснований избегать друг друга.
– Тем не менее! – воскликнул Макс. – Находясь здесь, ты ежеминутно рискуешь своей свободой, своей жизнью… Неужели ты не подумал об этом, отправляясь сюда?
– Нет! – возразил Бруннов взволнованно. – Я услышал, что мой единственный сын при смерти и, как врач, стремился приложить все усилия к тому, чтобы спасти ему жизнь… У меня не было времени раздумывать о своей безопасности.
Макс сжал руку отца и с увлажнившимся взором ответил:
– Я не думал, что так дорог тебе. Прости, отец! Но, сомневаясь по временам в твоей любви ко мне, я, право, не заслужил такого самопожертвования! Я причинил тебе немало забот и досады своим упрямством и нежеланием преклониться перед отцовским авторитетом.
– Успокойся, Макс! Забудем о том, что было. Последние сутки, проведенные в мучительном страхе за твою жизнь, показали мне, что значит потерять единственную надежду и отраду в жизни. Не обвиняй себя! Я тоже часто был не прав по отношению к тебе и никак не мог понять, что ты создан иначе, чем я. Но, несмотря на все это, настоящая минута, мне кажется, показала, как ты дорог своему отцу…
