Джен Хадсон - Храбрая леди
— Нет, лишь бессвязно бормотал разные слова. Мы даже не знали, был ли он католиком… — Она печально посмотрела на Сахарную Энн.
— Он действительно по рождению католик, однако последние несколько лет не проявлял особой активности.
— Вот как. — Сестра Филиппа кивнула. — Он, казалось, знал молитвы и находил в них успокоение, поэтому мы предположили, что он мог быть католиком. Отец Антонио совершил последние обряды. Джентльмен… как его звали?
— Эдвард. Эдвард Херндон.
— Мистер Херндон очень взволновался после того, как отец Антонио это сделал. Он… он несколько раз назвал меня «сахар». — Сестра Филиппа захихикала и отвернулась. — Еще он сказал, что ему жаль, просил меня молиться за упокоение его души, а также упоминал кладбище в Сент-Луисе. Много раз он повторял: «Сахар похоронен возле тебя. Тебя».
— Сахар?
— Да. Я уже говорила, он бормотал что-то бессвязное. Бедная душа. Поскольку он так часто в свои последние часы вспоминал о кладбище, мы пустили большую часть ценностей, оказавшихся при нем, на оплату похорон. У него была изящная заколка для галстука.
— Золотой ирис с большим алмазом? — кивнула Сахарная Энн.
— Да, точно.
— Эдвард носил ее все время. Его не интересовали никакие другие украшения, кроме этого.
— Значит, нет сомнений, что этот мужчина — ваш муж?
— Почти нет, тем более что меня зовут Сахарная Энн.
— Ах, так это он к вам обращался все время!
Она кивнула и изо всех сил вцепилась в руку Уэбба.
— Наше расставание не было дружеским.
— Мы это поняли. Он действительно каялся в прегрешениях, которые совершил. Мы продали его булавку для галстука, чтобы возместить расходы. Я полагаю, мы поступили правильно. Если вы хотите вернуть ее из сентиментальных чувств, думаю, мать-настоятельница скажет имя дилера.
— Прекрасно, благодарю вас. При нем было что-то еще? Возможно, какие-нибудь бумаги…
— Все, что при нем оказалось, должно лежать у матери-настоятельницы.
— И вы не можете больше ничего вспомнить из того, что он говорил?
— Он был безумен, моя дорогая, и много раз повторял, что ему жаль, призывал вас, хотя тогда мы этого не понимали: «Сахар», а иногда: «Ангел… около тебя». Даже в бреду, я полагаю, он знал, что умирает, и хотел получить прощение за свои грехи. Мне жаль, но я не могу больше ничем вам помочь.
— Нет-нет, сестра, напротив, вы очень нам помогли. Просто я надеюсь на что-то, чего, очевидно, не существует. Скажите, как нам найти его могилу?
— Кладбище недалеко отсюда. Позвольте, я напишу адрес. Отец Антонио может указать вам точное место. Я спрошу его. И, если вы извините меня, я возьму оставшиеся вещи вашего мужа у матери-настоятельницы.
— Один последний вопрос, сестра, — остановила ее Сахарная Энн. — У него был грипп?
— Грипп?
— Мой муж умер от гриппа?
— О нет, дорогая, от пулевых ранений. Три из них были очень серьезными — две пули попали в живот, одна в грудь. Началось нагноение. Садовник нашел его возле ступенек, с зелеными пятнами от травы на коленях — он, видимо, долго полз, чтобы добраться сюда. Бедная душа.
— Полицию вызывали?
— О да. Но, насколько я помню, они мало что могли сделать. Его бумажник оказался пуст, поэтому мы были уверены, что его ограбили. Такие вещи случаются здесь чаще, чем можно себе представить. — Сестра Филиппа поднялась. — Я спрошу отца Антонио о могиле и быстро вернусь.
После того как сестра Филиппа вышла, Уэбб прижал Сахарную Энн к себе.
— Мне жаль.
Она вздохнула:
— Мне тоже. Я отчаянно хотела и дальше ненавидеть его. Теперь мне только жаль, что он умер один, в странном месте, с таким грехом на душе и с такой виной на совести. Может быть, я должна плакать, но у меня нет слез для него. Я просто поражена, что он высказал раскаяние за то, что сделал.
— Люди часто ведут себя странно, когда понимают, что их час пробил. Ты бы удивилась, если бы услышала, как самые отъявленные мошенники плачут, вспоминая своих матерей.
— Может быть, ты и прав. Интересно, что случилось с его любовницей? Была ли она тем ангелом, о котором он говорил? Меня он никогда не называл ангелом.
Уэбб улыбнулся и поднес ее руку к губам.
— Он многое упустил.
Сахарная Энн слабо улыбнулась ему в ответ.
— Уэбб Маккуиллан, ты льстишь мне видит Бог, я столько натерпелась за прошедшие несколько месяцев. Как ужасно узнать, что тебя обманули, что тобой воспользовался мужчина, который, как предполагается, должен заботиться о тебе.
Уэбб встал и, подойдя к окну, выглянул на улицу. «Несмотря на его взрывной характер, — думала Сахарная Энн, — он добрый, скромный человек, хотя и довольно закрытый». День ото дня он все больше нравился ей, каждый день она благодарила судьбу за то, что ей послан такой прекрасный спутник. Видит небо, она уже устала от низости и обмана, постоянно преследовавших ее.
Сестра Филиппа быстро вернулась с маленьким бумажным мешком и молча подала его Сахарной Энн; ее сопровождал пожилой священник, которого она представила как отца Антонио.
Священник высказал свои соболезнования, затем набросал план на листе бумаги, чтобы помочь им отыскать место погребения Эдварда.
— Кладбище всего в нескольких кварталах отсюда, — объяснил он, провожая их к выходу.
Сахарная Энн поблагодарила священника, и они расстались.
Выйдя на улицу, Уэбб спросил:
— Куда теперь? В гостиницу?
Она покачала головой:
— Еще нет. Я хочу пройти через это. — Она подняла бумажный мешок. — Хочу пойти на кладбище; но вначале мы должны перекусить. Как ты думаешь, поблизости есть кафе? Жаль, что я не захватила с собой корзинку Мэри…
Уэбб улыбнулся:
— Не беспокойся, найдем где подкрепиться.
Через несколько минут они уже сидели в прекрасном патио с фонтаном, где огромные горшки с пышными растениями стояли вдоль каменной стены, а другие растения свисали с карниза здания и с ветвей дерева.
— О мой Бог, тут есть бамия, — воскликнула Сахарная Энн, просматривая меню, — я не ела ее столько лет! Когда я был маленькой, наш повар часто ее готовил. Интересно, она такая же вкусная, как в детстве?
— Новый Орлеан — то самое место, где ее надо попробовать; никогда не встречал в этом городе ничего такого, что не было бы по-настоящему хорошо.
Они оба заказали креольскую бамию и хрустящий хлеб; кроме того, Уэбб попросил себе пива, а Сахарная Энн лимонад.
Пока они ждали еду, Сахарная Энн освободила место на маленьком столе и вынула из мешка кожаный бумажник, тот самый, который она подарила Эдварду на прошлое Рождество, скомканный шелковый носовой платок, очки и ключ.
