Дениз Домнинг - Весенняя страсть
– Нам надо поговорить.
Голос Гиллиама звучал холодно и резко, когда он схватил жену сзади за плечо и развернул к себе. Николь едва устояла на ногах.
– Что ты делаешь! – воскликнула она. – Прекрати, я занята. Уходи.
Но он утащил ее в дальний конец зала, развернул к себе, прижал спиной к стене, а сам уперся руками в стену над ее головой. Глаза его гневно горели, сжатые губы превратились в ниточку. Он не говорил, а цедил сквозь зубы:
– Я всем приказал оставаться в зале. Ты не послушалась меня. Я велел тебе оставить солдата. Ты снова не послушалась. Ты же была прямо под копытами Уитаса, идиотка!
– Я не могла позволить ему убить Альфреда! – заявила Николь вырываясь. – Я знала, что смогу уклониться от удара, я ловкая. А теперь отпусти, мне надо вернуться к бедняге.
– Не могу понять, как ты только не погибла? – это был отчаянный свистящий шепот. – Мне надо просто убить тебя за это.
Николь расслабилась, оперевшись спиной о стену и уставясь на мужа в полном недоумении. Какая бессмысленная логика!
– Убить меня за то, что я не погибла? – изумленно спросила она.
Гиллиам судорожно вздохнул, потом посмотрел на нее сверху вниз.
– Боже праведный и все святые! Никогда в жизни я не пугался так сильно, как в тот миг, когда увидел, что Уитас занес над твоей головой копыто! Я думал, тебе конец. Никогда, никогда больше не поступай так со мной. – С этими словами Гиллиам оттолкнулся от стены и широким шагом отошел от Николь.
Та удивленно смотрела ему вслед. Что сейчас его гложет?
– Джос, – окликнул Гиллиам оруженосца, издали с робостью наблюдавшего за раненым. Парнишка как будто хотел получше рассмотреть мужчину, но не смел подойти ближе.
– Да, милорд. – Он держал мяч в руке.
– Пошли поищем сухое место и проверим, далеко ли ты сможешь кидать мяч. – Голос Гиллиама звучал уже совершенно спокойно.
Николь смущенно покачала головой, удивляясь странному поведению мужа. Потом вернулась к бедному Альфреду.
ГЛАВА 16
– Ты сам захотел спать в этой холодной комнате, поэтому вставай и ломай лед. Я больше не буду этого делать, – сонным голосом заявила Николь.
Кончалась вторая неделя ее пребывания дома, и Николь осточертела эта ужасная комната.
– Жизнь в Грейстене изнежила тебя, – заметил Гиллиам вместо пожелания доброго утра.
– Если торчать в запертой кладовке несколько месяцев подряд означает нежиться, тогда конечно.
Ее с самого утра ожидало множество дел, но так хорошо было лежать в тепле и уюте. Николь потянулась и слегка отодвинула полог. Розоватый свет зари постепенно заполнял комнату.
– Сегодня появится солнце, – сообщила Николь, засовывая руку обратно под одеяло.
– Слава Богу, а то я уже устал ездить под дождем. А если точнее, то мотаться между домом и Эйлингтоном.
Гиллиам повернулся к Николь спиной и натянул на плечи одеяло.
Николь смотрела на спутанные после сна волосы мужа. Они были длиннее, чем обычно носили мужчины, красивые локоны спускались вдоль сильной шеи.
– Я слышала, ты вчера уезжал.
Николь не виделась с мужем с самого завтрака. Она весь день занималась заготовкой яблок на зиму. Одни надо было нарезать для сушки, другие – на приготовление сидра и уксуса, те надо было заложить в бочонки. Она закончила дела, когда уже зажигали факелы. Николь взглянула на свои руки. От сока фруктов они потемнели, значит, она хорошо потрудилась.
– Так почему ты уезжал?
– Надо было наведаться в один из домов на отшибе. Там пробита стена. Все мало-мальски ценное исчезло, остальное раскидано.
Гиллиам произнес это в стенку, в голосе звучали усталость и раздражение.
Это был уже третий неприятный случай после того странного убийства. В начале недели кто-то затоптал поле, потом угнал овцу.
– Ох, – вздохнула Николь. Она хорошо понимала отчаяние мужа, но разве поможешь словами?
– Снова воры.
Зашуршав простынями, он повернулся на спину.
– Де Окслейд, – сказал он.
Николь посмотрела на красивый профиль мужа.
– Ошибаешься. Я тебе говорила, у нас и раньше такое случалось. Ничего нового.
Он должен был ошибаться. Иначе, если он прав, она этого не вынесет.
– Ну ладно, так или иначе, я уже устал мотаться между домом и Эйлингтоном. Думаю, надо выводить наших людей в дозор.
Николь пристально изучала рисунок на пологе кровати.
– Мой отец тоже пытался так сделать, но воры пережидали время выезда солдат и нападали в промежутках.
– Мы поступим иначе. Наши дозорные будут выходить нерегулярно. Подбросим монетку, и если выпадет монарх, мы едем в Эйлингтон, а если крест – остаемся дома.
Гиллиам хотел потянуться, но кровать оказалась слишком короткой для него. Руки упирались в стену, а колени пришлось согнуть.
– Я встаю. Но давай сначала ты, чтобы мне не переползать через тебя.
– А ты переползи, – сказала Николь. – Я еще не готова.
– Ну ладно, так и быть, я разобью лед, – предложил он.
– Ну спасибо, – пробормотала Николь потянувшись, потом села, кутаясь в одеяло от холода. Затем отодвинула полог и, свалив на колени всю кучу одежды, нашла свое платье. Одежду Гиллиама она положила отдельно. Потом спустила ноги на пол и быстро натянула платье, достававшее ей почти до щиколоток.
Гиллиам уселся рядом. Они оба посмотрели на спящих мальчика и собаку.
– Что бы он, бедный, делал без ее тепла? И она без его? – покачал головой Гиллиам, размышляя вслух.
Джос брал Ройю к себе под одеяло, сейчас их головы лежали рядом. Собака поняла, что хозяин встает, открыла глаза, пошевелила ушами, а потом снова заснула.
– Она чешется, у нее блохи, – сказала Николь, подавая мужу сапоги. – Собакам полагается жить в конуре. Они все-таки грязные.
– Ройя не грязная. Она прекрасно себя ведет и никогда не справляет нужду в зале.
В голосах супругов не было никакой вражды. Такие разговоры стали обычной частью утреннего ритуала. Пока Николь завязывала мужу завязки на чулках, они еще немного поспорили насчет собаки. Гиллиам встал с кровати, чтобы одеться до конца. Свет зари, заливавший комнату, осветил шрам на его бедре.
– Откуда у тебя такой шрам? Похоже, рана была ужасная.
В этот момент Николь держала в руках свое верхнее платье, отделяя его от рубашки Гиллиама.
– Ты права.
Ожидая продолжения, Николь надела платье и завязала на плече накидку. Но пришлось еще раз поежиться от холода, возясь с чулками и туфлями. Николь снова посмотрела на Гиллиама. Тот уже оделся и потянулся за сапогами, оставив рубаху и тунику на потом. Казалось, холод не действовал на него.
– Ну? – спросила она.
– Что “ну”? – рассеянно проговорил он.
