Джилл Барнет - Райский остров
Маргарет продолжала расчесывать девочку и решила выждать немного.
– А папы обычно проводят время с дочерьми?
– Некоторые да.
– А чему еще твой отец тебя научил?
– Кататься на роликовых коньках и прыгать через веревку.
– Не может быть!
Маргарет рассмеялась:
– Он заставлял моих дядей крутить веревку, а сам показывал, как прыгать. Прямо посреди парка, где любой мог его увидеть. Тем более что он очень высокий. Теперь, когда я думаю об этом, я понимаю, что, наверное, это выглядело очень странно. Высокий, известный в городе адвокат прыгает в парке через веревочку. – От этих воспоминаний у нее потеплело на сердце. Она подумала, чем сейчас занимается ее отец. Знает ли он о том, что случилось?
– Он тоже адвокат?
Маргарет кивнула и, глубоко вздохнув, сказала:
– Сейчас он еще и верховный судья штата.
– Расскажи о нем.
– Когда он учил меня кататься на роликах, то однажды сломал себе руку на катке. Он научил меня ездить верхом, а когда мне было тринадцать, то показал, как стрелять из пистолета.
– А мой папа был ученым-ботаником. Мама всегда говорила, что у него очень важная работа и мы должны понимать, что он не может проводить с нами много времени.
– Мне кажется, в семьях часто так бывает, Лидия. Мы с папой остались одни, когда мама умерла, поэтому все свое время я проводила с ним.
Через несколько минут Лидия задала вопрос, который был для нее, видимо, очень важным:
– А ты помнишь, как выглядела твоя мама?
Собравшись с мыслями, Маргарет ответила:
– Она тоже была высокой, как и я. У нее были темные волосы и глаза и самая чудесная улыбка.
Маргарет отвлеклась и сразу сбилась – сделала ошибку. Коса опять не получалась. Ей пришлось все расчесать заново и начать в который уже раз.
– А какая была твоя мама?
– У нее были рыжие волосы, как у Тео и Аннабель, и голубые глаза.
– Как у тебя.
Лидия наклонила голову набок и прошептала:
– Мне так кажется, но я не помню. – Помолчав, девочка задала очередной вопрос: – Когда люди умирают, они становятся ангелами?
– Не знаю.
Теперь обе замолчали, погрузившись в свои мысли.
– Ты веришь в рай?
– Да.
– Ты думаешь, люди в раю видят нас?
– Мне бы хотелось верить, что мама видит меня и что твои мама и папа видят тебя. Мы же их часть, которая осталась на земле. Может быть, они приглядывают за нами.
– Как ангел-хранитель?
– Угу. – Маргарет помолчала, потом сказала: – Я сейчас тебе расскажу то, о чем никогда никому не говорила, и мне хотелось бы, чтобы это осталось между нами. Пусть это будет нашим секретом, хорошо?
Лидия серьезно кивнула головой и стала слушать.
– Однажды, когда мне было примерно столько же лет, сколько тебе, я играла с другими детьми у кого-то на именинах. Обруч от бочки быстро двигался вниз по холму, а ребята кричали мне, чтобы я его догнала. Все знали, что я быстро бегаю и всех всегда обгоняю, и я побежала изо всех сил, а кольцо катилось и катилось между деревьями и по покатым зеленым холмам. Я неслась вниз все быстрее и быстрее, потому что оно катилось к утесам на берегу. Наконец обруч остановился на высокой скале. Я немного замедлила бег, решив, что теперь уже его не упущу. Когда мне оставалось несколько метров, неожиданно меня как будто потянули назад за руку. Это случилось так внезапно, что я ужасно испугалась. Оглянувшись, я поняла, что рядом решительно никого нет. Я была одна. Ни единой живой души.
В следующее мгновение та часть утеса, где лежал обруч и куда я секунду назад должна была поставить ногу, вдруг с шумом начала сползать вниз на берег. Короче, я чуть было не погибла.
Лидия смотрела на нее широко открытыми глазами.
– Ты думаешь, это была твоя мама?
– Не знаю.
– Конечно, это она тебя спасла. – Лидия произнесла это с такой уверенностью, какой не было даже у самой Маргарет, хотя и до сего часа она живо переживает то далекое мгновение, всей кожей помня это прикосновение. Этот эпизод не поддавался логическому объяснению, поэтому она никогда ни с кем его не обсуждала. Но это было! Ей ничего не приснилось. В конце концов, сейчас же она видит, как Мадди летает! Она посмотрела на Лидию и вздохнула. Обе косы торчали вверх, как коровьи рога.
– Думаю, я что-то тут опять неправильно сделала.
Лидия подняла руки, ощупала свои волосы и нахмурилась.
– Подожди, я попробую еще раз.
Девочка встряхнула головой, одна коса упала. Но это уже не имело значения, потому что она вдруг порывисто обняла Маргарет и сказала:
– Спасибо тебе большое.
Черт возьми, она опять о чем-то думает. Хэнк уже по ее походке издалека заприметил верные признаки знаменитого мыслительного процесса. После утреннего заплыва он стоял по пояс в воде и смотрел, как она приближается к нему по пляжу.
Смитти остановилась в двух шагах от него и скрестила руки на груди. Можно со стопроцентной уверенностью сказать, что сейчас она или затеет какую-нибудь из своих излюбленных песен о равенстве, о том, что он «не прав», или заведет дурацкий спор.
– Мы должны поговорить о детях.
– О чем тут говорить?
Хэнк набрал воды в ладони, сполоснул лицо и зачесал волосы назад.
Она не смотрела ему в глаза, а пялилась на грудь. Он недоуменно посмотрел туда же, несколькими пригоршнями вымыл ее, но все равно ничего не увидел.
– Я думаю, мы должны... – Смитти покачала головой, пробормотала что-то себе под нос, чего он не расслышал, и, взявшись за переносицу, взглянула на него беспомощно и сказала: – Мне надо начать сначала.
– Валяй. – Хэнк махнул рукой.
– Нам нужен график, какой-то продуманный план. Мы должны проводить с детьми время по отдельности и вместе по, так сказать, определенной схеме.
Он тоже скрестил руки на груди.
– У нас с Теодором все хорошо по этой части.
– Но Лидия тоже нуждается в твоем обществе, может быть, больше, чем Теодор.
– Она же девчонка.
Маргарет подняла брови:
– И...
– Ты – женщина, она должна быть с тобой.
– Она потеряла и отца тоже.
– Я не собираюсь никому заменять отца, я сказал об этом парнишке и говорю тебе. Этого не будет.
– Ты не можешь заставить ее почувствовать себя исключенной из общества из-за того, что она девочка.
Хэнк злорадно усмехнулся:
– Хочешь воочию увидеть разницу между полами?
– Господи, я пытаюсь говорить с тобой по делу, а ты изо всех сил стараешься доказать мне, что ты тупой и еще тупее. К чему эти непристойности?
– Смитти, теперь ты меня послушай для разнообразия. Я не дурак. Ты просишь меня о помощи после того, как украла, сожгла и разбила мои бутылки с выпивкой. И ты якобы борешься за то, чтобы в мире все было по-честному. – Он засмеялся. – Если ты трешь мне спину, то я тру тебе. Тут либо так, либо никак.
