Робин - Проснись, моя любовь
Она присела и повторно сложила книги. Пальцы задержались на манускрипте в кожаном переплете со сложным названием «Камасутра Ватсьяяна, перевод с санскрита. В семи частях, с предисловием, введением и примечаниями». Датировано 1883 годом — более поздней даты она нигде не встречала.
Обеспокоенная, она поднялась и направилась к балконным дверям. Уже двенадцать дней она пребывает в теле Морриган. Двенадцать дней прошли словно целая жизнь, а единственное, что она может сказать с полной уверенностью — это то, что сейчас, по меньшей мере, 1883 год. И что у Морриган английский акцент, она левша и страдает от менструальных спазмов. И что ее мужа зовут Чарльз. Который может быть добрым. И настойчивым. И обладает обширными познаниями в тантрических практиках.
По крайней мере, теперь она освобождена от неудобных прокладок из сложенной материи. Хотя, если быть совсем точной, она избавилась от них еще три дня тому назад, когда в ее комнату доставили коробку, заполненную эластичными атласными санитарными поясами и несколькими дюжинами подкладок, сделанных из шерсти и хлопка с запахом лаванды.
Элейн вышла на балкон. Утро перерастало в полдень. Было невероятно тихо. Она чужая здесь.
Закрыв глаза, она попыталась представить себя в такой же полдень, только в двадцатом веке. Но ничего не шло на ум. Элейн отчаянно принялась подсчитывать дни. Так, спать она легла в воскресенье вечером, значит проснулась в понедельник утром. То есть сейчас в двадцатом веке пятница. Какие дела были намечены у нее на этот день? На работе и дома?
В дверь тихо поцарапались.
Глаза Элейн распахнулись. Кроме работы, она ничего больше не планировала. Эти последние два месяца до крайнего срока подачи налоговых деклараций Мэтью работал целыми днями, не поднимая головы, с утра до вечера. А по улицам Чикаго бродили сотни, если не тысячи, рьяных и способных системных аналитиков, любой из которых был бы более чем рад занять ее место.
Нет никого, кто будет тосковать по ней, никого, кто более, чем мимоходом, заметит ее отсутствие. И в том случае, если Морриган перенеслась в тело Элейн, еще вопрос, заприметит ли Мэтью что-нибудь неладное.
— Мэм, я принесла кое-что для вас.
В двадцатом веке она была бы так же одинока, как здесь и сейчас, печально подумала Элейн.
Дверная ручка повернулась.
— Можно мне войти, мэм?
Как будто у нее есть выбор. Элейн медленно подошла к входной двери и провернула ключ.
Кейти заскочила в комнату. Склонившись в реверансе, она протянула свернутый лист бумаги.
Миледи,
Повариха подготовила большую корзину для нашего пикника. Хотя Фриц и считает, что свежий воздух плохо влияет на пищеварение, я надеюсь, он получит удовольствие, проведя некоторое время в компании с Кейти. Встретимся в библиотеке. Приходите немедленно.
Ваш супруг.
Элейн перечитала записку. Приходите немедленно. Перед тем, как свернуть письмо, она тщательно изучила каждое слово. Затем повернулась к балкону. Солнце грело, обещая своим теплом лето. Верхушки огромных дубов тянулись ввысь к безоблачному небу. Казалось, было слышно, как растет трава невозможно насыщенного зеленого цвета. Пикник.
Так много лет прошло со времени ее последнего пикника.
Она уставилась на скамью из кованого железа, анализируя свою прошлую жизнь.
А была ли она хоть раз на настоящем пикнике?
Ее мать, страдающая от аллергии, всегда следила за тем, чтобы они ели в комнате, стремясь избежать роящихся вокруг пищи пчел. Мать умерла несколько лет назад, хотя, нет, неправда, применительно к этому времени, она еще даже не родилась. Конечно, лучше думать так, нежели представлять, что ее изъеденное раком, наполненное формальдегидом тело погребено под кучей земли и грязи. Что касается Мэтью, то он трапезе на свежем воздухе всегда предпочитал комфорт кондиционируемого помещения. Нет, у нее никогда не было настоящего пикника.
Еще кое-что впервые.
— Кейти, какой сегодня день недели?
— Что?.. Вторник, мэм.
Неожиданно улыбнувшись, Элейн почувствовала себя до смешного юной для тридцатидевятилетней матроны и показала на залитую солнцем лужайку. Она тщательно строила фразы, стремясь полностью избегать сокращенных форм. Хотя Чарльз и использовал сокращения наобум, ей все же следовало перестраховаться.
— Сегодня прекрасный день. Мы собираемся на пикник.
— О мэм, день и вправду хороший! — обрадовано подтвердила Кейти. — Выезд на природу! Ишь ты!
Придя к выводу, что на природу — это то же, что и на пикник, Элейн пробормотала:
— Да.
Она шагнула в сторону двери, почти не замечая хромоту.
— Мэм, вам нужна шаль! Сейчас действительно очень ясно, но в тени может быть достаточно прохладно.
Элейн нетерпеливо ожидала, пока Кейти рылась в большом шкафу. Как быстро она привыкла к тому, что рядом находится кто-то, немедленно готовый ей услужить. Она выдавила улыбку, когда Кейти накрыла плечи легкой шерстяной шалью. Шаль была насыщенно розового цвета, являясь прекрасным дополнением к бледно-розовому платью, в которое была одета Элейн. Она чуть-чуть засомневалась, не нужно ли для прогулки переодеться во что-нибудь с более коротким шлейфом, но если Кейти не обнаружила ничего неправильного, то, должно быть, все вполне приемлемо. Ведь Кейти — горничная леди.
Элейн направилась к библиотеке, жестом указав служанке следовать за ней.
Чарльз стоял спиной к двери, одетый в кожаные бриджи, сапоги до колен и бледно-голубой жакет с фалдами. Его волосы в солнечном свете отливали червленым золотом.
Слабое предчувствие зашевелилось в животе Элейн. Он был невероятно привлекательным. А ей определенно следовало держаться от него подальше. В конце концов, он — муж Морриган. А она — замужем за Мэтью.
Лорд медленно развернулся, словно почувствовав ее смущение. Горячий румянец залил щеки Элейн. Вне всякого сомнения, его глаза горели чувственностью, знанием о ее сладострастии. Она вспомнила совершенно мужской вкус его губ — с легким ароматом бренди.
— Спасибо, Кейти, ты можешь идти.
— Но…
— Но миледи сказала…
Элейн и Кейти заговорили одновременно, одна — с разочарованием, другая — с тревогой.
— Я сказал, ты можешь идти, Кейти.
— Слушаюсь, милорд.
Повернувшись к склоненной в реверансе служанке, Элейн потянулась, чтобы задержать ее. В то же мгновение большая смуглая кисть руки обхватила ее длинные белые пальцы. Искра вожделения пронзила неродную плоть Элейн. Она удивилась, насколько быстро он сумел пересечь комнату.
