Конни Брокуэй - Неотразимая
На какое-то мгновение их взгляды встретились. Томас притянул ее к себе и припал к губам, осыпал щеки поцелуями. Он целовал ее так, словно не мог насытиться. Целовал страстно, глубоко, нежно, так, как никто не целовал ее раньше. Его голод пробудил в ней ответное чувство. Она сцепила пальцы у него на затылке и хотела, чтобы эти удивительные поцелуи, от которых так сладко кружилась голова, никогда не кончались.
Но они, разумеется, закончились. Томас, наконец, отпустил ее и почему-то поднял лицо к небу. Фиа немного осмелела и принялась целовать его мощную загорелую шею. Вкус был солоноватый, не похожий ни на что. Томас задрожал.
Она провела кончиком языка по шее. Томас дрожал все заметнее, но голову не опускал.
Она была опытной соблазнительницей, бессердечной, неотразимой. Так утверждали все мужчины в свете, включая и Томаса. Почему же она не могла заставить его целовать ее снова и снова?
– Томас... – начала было Фиа.
Он опустил голову и посмотрел на нее, и слова застряли у нее в горле. Его взгляд горел нескрываемой страстью, едва сдерживаемой. Ей вдруг стало тревожно.
– Это что, твое очередное колдовство? – хрипло выдохнул Томас. – Пытка, которую ты изобрела в своей испорченной головке? Это излишне. Ты не можешь придумать ничего, чтобы заставить меня хотеть тебя больше, чем я хочу тебя сейчас.
– Но ты же больше, ты сильнее, чем я, – удивилась Фиа.
– Нет, я слабее, чем котенок, которому день от роду, особенно когда дело касается тебя. Когда ты рядом, я забываю обо всем, но... насильно мил не будешь. Мне легче научиться летать, чем завоевать твою благосклонность.
– Даже если бы я соблазняла, дразнила тебя, если бы ты был уже совсем рядом с тем, чего хочешь? – Фиа и сама не понимала, что побуждает ее говорить так.
Он покачал головой:
– Фиа, тебе лучше прекратить свои игры и оставить меня в покое.
– Не могу.
– Тогда мы будем вынуждены остаться здесь навсегда, потому что я тоже не могу покинуть тебя. – Улыбка Томаса светилась бесконечной грустью.
Сердце Фиа билось учащенно. Они стояли почти у самого обрыва.
– Чего ты хочешь, Томас? – тихо спросила она, глядя ему прямо в глаза.
Он ответил тотчас, не задумываясь.
– Я хочу, чтобы ты умоляла меня остаться, – жестко произнес он. – Но умоляла об этом, зная, что будешь подо мной.
Он не сказал ни слова о чувствах, но Фиа была женщиной, не девушкой. На брачном ложе, как и в жизни, она тоже не испытала любви, однако прекрасно понимала, что такое любовь, потому что страдала от ее отсутствия. Томасу не было нужды говорить вслух то, что было ясно обоим.
– Прошу тебя, – с трудом проговорила Фиа.
Радость победителя сверкнула в глазах Томаса. Он счастливо улыбнулся, осторожно опустил Фиа на землю и спрыгнул к ней.
Томас легко подхватил ее на руки и отнес на вершину холма, к опушке сосновой рощи, туда, где зеленая трава была густой и мягкой. Он опустил ее на траву и принялся освобождать от юбок, в то время как Фиа поспешно расшнуровывала корсет. Они торопились так, словно боялись, что сейчас пробьют часы и волшебство закончится.
Наконец Фиа освободилась от юбок и корсета, скинула башмаки. Томас отступил назад.
Неуверенным взглядом Фиа следила за Томасом. Она вдруг почувствовала себя ужасно неловко, не зная, куда девать руки. Почему он так смотрит на нее? Ведь это она должна иметь загадочный вид, а не Томас.
– Ты сейчас... ляжешь рядом со мной? – еле выговорила Фиа, приведя этим вопросом Томаса в неподдельное изумление. В голосе ее звучала неуверенность, словно Фиа не знала, как назвать то, чего она хочет от него. Плечики ее прижимались к земле, подбородок, как обычно, строптиво вскинут. Но вот что делать с руками? Фиа вытянула их вдоль тела ладонями вверх, словно призывая Томаса. Глаза ее горели нетерпением и... страхом.
И Томаса вдруг озарило: неужели это возможно?
– Фиа, – начал он, – сколько у тебя было любовников?
Она была так прелестна в своей беззащитности. Фиа вздрогнула и приподнялась на одной руке. Ее тело и грудь прикрывала только нижняя рубашка, отделанная кружевами.
– Фиа?
Она глубоко вздохнула, грудь ее приподнялась.
– У меня был только муж, – с трудом призналась она. – У меня никогда не было любовников.
Томас был потрясен даром, который она ему предлагала.
– Позволь мне стать твоим любовником, Фиа, прошу тебя.
– Я бы с радостью позволила, – еле слышно прошептала она, – но не могу сдвинуться с места.
В восторге от ее искренности, Томас рассмеялся этому признанию. Он бросился к Фиа, схватил ее в охапку, поднял, мягкую, невесомую, нежную, крошечную. Прижался лицом к ее шее, лаская губами. Потом опустился на одно колено, скинул с себя камзол и положил его на траву, чтобы Фиа легла на него.
– Боже, как я люблю твои волосы! – бормотал Томас, пропуская сквозь пальцы пряди шелковистых волос. Он не хотел спешить. Хотел, чтобы это мгновение не кончалось, хотел ласкать ее, играть с ней.
– Почему ты дрожишь? – спросила она, почувствовав дрожь в его теле.
– Нет-нет, тебе показалось, – заверил ее Томас, с большим трудом подбирая слова. – Я хочу тебя. Хочу. Очень трудно сдерживать себя... не взять тебя сразу. – От этой прямоты Фиа покраснела. Томас склонился над ней и сжал ладонями ее лицо. Какая же она маленькая, какая хрупкая! – Но я не сделаю этого.
– Прошу тебя, сделай.
Робость покинула Фиа. Она поверила в глубину его желания. «Еще бы», – усмехнулся про себя Томас. Его плоть окрепла и уткнулась в бедро Фиа. Не почувствовать такое было невозможно.
Томас приподнял подол нижней рубашки Фиа и увидел обтянутые шелковыми чулками стройные ноги. Он сел на траву, взял Фиа за лодыжки и положил ее ноги себе на колени. Глаза Фиа широко раскрылись от удивления. Томас озорно улыбнулся.
– Леди Фиа, у вас прелестные ножки. Прямо как у молодой кобылицы. – Глаза Фиа засияли от удовольствия, с уст сорвался довольный стон. Как ей нравится, когда ее поддразнивают! – Как можно скрывать такие ножки? Просто грех! Зачем женщины прячут их, как по-вашему?
– Сэр, а вдруг под чулками жуткие бородавки? – в тон ему отозвалась Фиа, слегка задыхаясь от возбуждения.
– Мне сдается, вы говорите неправду, леди Фиа. – Голос Томаса звучал низко, чуть хрипловато и очень чувственно, опьяняя Фиа. – Сдается мне, ваши ножки столь же безупречны, как и вся вы. Сейчас я выясню это.
Не отрывая взгляда от ее лица, Томас одной рукой приподнял ее ногу, а второй начал ослаблять подвязку. Длинные пальцы Томаса были удивительно нежны. Фиа вздрогнула от новизны ощущений, нескрываемое желание во взгляде Томаса обжигало ее. Медленно-медленно он опускал чулок, обнажая ножку. Глаза его горели, а озорная улыбка словно говорила: «Сейчас я тебя съем».
