Карен Рэнни - Пока мы не встретились
– Обещаю тебе.
Кэтрин удовлетворенно кивнула. Монкриф никогда не нарушит клятвы, честь ему не позволит.
Кэтрин ждала, что он разденется и ляжет, но муж не спешил, а просто стоял и спокойно смотрел на нее. Сама Кэтрин вовсе не была спокойной.
– У тебя красивый халат, – с трудом выдавила она из себя. – Синий тебе идет.
– Спасибо. Мне он тоже нравится. – Монкриф протянул руку и запер дверь. Задвижка так громко щелкнула, что Кэтрин едва не подпрыгнула. – Славный вечер сегодня.
– Да, правда, – опустив взгляд, согласилась она. – Только холодно.
– Будь сегодня теплее, я бы открыл окна. Конечно, если ты не боишься ночной прохлады.
– Не боюсь. Разве что в Эдинбурге или в Инвернессе.
– Я и не знал, что ты так много путешествовала.
– Отец покупал скот в Эдинбурге, а в Инвернессе у нас были друзья. – Монкриф протянул руку и медленно расстегнул две верхние пуговки ее пеньюара. Кэтрин, опустив голову, наблюдала за его пальцами. – Отец был слегка старомоден. Его беспокоило, что Шотландия так быстро ассимилируется в Британию. Думаю, ему хотелось, чтобы ничего не менялось.
– Но жизнь меняется. Меняются обстоятельства. Кэтрин отошла на шаг и присела на скамеечку в ногах кровати, теперь, когда она уже оказалась в его спальне, три ступени к кровати представлялись ей неосуществимым путешествием. Она несколько недель спала с Монкрифом в одной постели, но сегодня все должно быть иначе.
– Куда бы ты хотела поехать, будь у тебя возможность? Неужели они должны разговаривать? Кэтрин хотелось скорее покончить с неизбежным, а тогда уж можно будет и поговорить.
– Меня всегда привлекали морские путешествия. – Похоже, такой ответ удивил Монкрифа. – Я никогда не была на корабле, но видела их с берега. Они так чудесно выглядели, ветер раздувал паруса…
– А куда поплыть?
– Не имеет значения, – ответила она.
– Тогда я попробую осуществить твою мечту.
– Правда?
– Абсолютная, правда. У меня нет других обязанностей, кроме желаний моей жены и потребностей Балидона.
– Балидон – тяжелое бремя. Жена – это не так важно. Монкриф присел рядом с ней на скамейку.
– Лучше бы ты так на меня не смотрел.
– Как – так?
– Так напряженно. – Сама Кэтрин в это время разглядывала гобелен на дальней стене. Она в первый раз заметила, какой испуганной выглядит там пастушка, и решила, что той тоже предстоит в первый раз лечь в постель с мужем. – Ты смотришь так, как будто многого ждешь от меня.
– Но ведь это так и есть. Однако ты можешь держать меня в узде одной лишь своей улыбкой.
– Ты мне льстишь. Это не обязательно. Я готова к сегодняшней ночи.
– Готова ли?
– Да. – Кэтрин поднялась на ноги и в который раз подумала, что портреты надо бы перенести в столовую. Казалось, герцоги прошлых времен наблюдают за каждым ее шагом, а их глаза с удовлетворением поблескивают.
Улыбка пропала с лица Монкрифа.
– Кэтрин, ты так прекрасна и так испугана! В этом голубом пеньюаре ты выглядишь юной и девственной.
– Но я ни то ни другое.
– Думаю, ты просто этого не знаешь. – Монкриф подошел ближе и продолжил: – Ты сегодня без костылей. Как твоя щиколотка?
– Уже хорошо. – Голос Кэтрин предательски дрогнул. – По крайней мере, на короткие расстояния я могу передвигаться самостоятельно.
Монкриф наклонился и приподнял ее. Кэтрин испуганно вскрикнула.
– В проходе холодно, а ты босиком.
– В каком проходе?
Монкриф не ответил, а просто двинулся к стене с потайной дверцей, на что-то нажал, и картина на стене уползла внутрь.
– Путь неблизкий, надо щадить твою ногу.
– Ты несешь меня в башню? Он улыбнулся.
– Мы отправимся в какие-нибудь гостевые покои. Лишь бы подальше отсюда. – И он оглянулся на галерею герцогских портретов. – Я часто думал, что надо бы заново отделать эту спальню, а предков перенести в другие покои.
– Значит, они и на тебя смотрят?
– Смотрят, и даже с завистью. Но пусть довольствуются собственными невестами.
Кэтрин улыбнулась и прижалась щекой к его груди. Стена за их спинами стала на место. Наступила полная темнота, но Монкриф шел так уверенно, как будто видел дорогу.
– Откуда ты знаешь, где мы?
– Считаю двери. Возле каждого порога есть небольшой подъем. Сейчас мы у дверей первой из гостевых комнат западного крыла.
– Должно быть, ты в детстве часто здесь бродил. Монкриф усмехнулся.
– Знаешь, говорят, что подслушивающий часто слышит не то, что хочет. Мне приходилось испытать это на собственной шкуре. Когда отец хотел меня наказать, я, как правило, знал об этом заранее и имел возможность насладиться ожиданием.
– Тебя часто наказывали?
Перед глазами Кэтрин возник маленький мальчик, такой одинокий, но отчаянно храбрый.
– Достаточно часто, чтобы я стал бояться отца, но недостаточно, чтобы заставить меня извлечь из наказания какие-нибудь уроки. Время сделало это лучше, чем мой отец.
Кэтрин хотелось узнать, чему научило Монкрифа время, но тут он остановился и потянулся к стене. Медленно открылся проход, и Монкриф вошел в комнату, в которой было немного светлее. Кэтрин поняла, что это из-за светлых чехлов на мебели.
Монкриф безошибочно нашел кресло и посадил туда Кэтрин, но она тут же вскочила с места и подошла к Монкрифу, который стал растапливать камин.
– Не знала, что герцоги занимаются хозяйственными делами.
– Не забудь, я не родился герцогом. Четырнадцать лет я делал все сам, так что у меня достаточно опыта, чтобы жить как нормальный человек, а не только как герцог. – Он с улыбкой обернулся к Кэтрин. Блики разгорающегося огня осветили его лицо.
– Думаю, у тебя хорошо получается и то и другое.
– Ты заманиваешь меня в постель, Кэтрин? Тебе не надо для этого прилагать особых усилий.
– Что ты такое говоришь! – Щеки у Кэтрин порозовели.
Монкриф выпрямился.
– Не надо пугаться. Я просто шучу.
Он коснулся ее лица и большим пальцем погладил по щеке.
– Не будь столь серьезна, Кэтрин, любовью занимаются в радостном настроении, чтобы получить удовольствие, удовлетворить страсть. Не следует вмешивать сюда такие понятия, как долг, обязанность, честь, добродетель.
У Кэтрин заколотилось сердце. Она с трудом произнесла:
– Викарий говорит, что Бог наказывает всех женщин за безнравственные мысли. Ты думаешь, это правда?
– Нет, но тут важно, веришь ты в это или нет. – У меня очень мало безнравственных мыслей.
– Тогда тебе нечего бояться викария. – Улыбка Монкрифа была такой мягкой, что Кэтрин совсем не испугалась, когда он положил ей ладонь на шею и притянул к себе. Когда губы Монкрифа коснулись ее губ, все мысли вылетели у Кэтрин из головы, остались только чувства: ощущение его дыхания, вкус его губ. Монкриф немного наклонил голову, и Кэтрин последовала за его движением. Поцелуй стал глубже. Кэтрин чувствовала, как пальцы Монкрифа скользят по ее волосам, и сама протянула руку, чтобы ощутить жар его кожи.
