Серж Голон - Анжелика в Новом Свете
Теперь она была уверена, что Сваниссит понял смысл ее слов, так как почти детский восторг вспыхнул в глазах седовласого индейца. Он сиял от счастья и гордости. Он изо всех сил старался держаться с достоинством и сказал несколько слов, которые Уттаке перевел подчеркнуто презрительным тоном:
– Белые не умеют делать подарки. Это подлая, расчетливая раса. Что хочет получить взамен белая женщина?
– Белая женщина уже вознаграждена за свой подарок выпавшей на ее долю честью принимать в своем доме великого Сваниссита, вождя Союза пяти племен.
– Значит, белую женщину не испугал приход жестоких ирокезов? – спросил Сваниссит.
– Нет, я очень испугалась… Приход великих ирокезских воинов поразил меня. Ведь я всего лишь слабая женщина, которая была бы не способна защитить себя.
Произнося это, она смотрела прямо в лицо Уттаке. Она думала, что он один поймет ее намек. Но Сваниссит, должно быть, прослышал о злоключениях Уттаке, которому чуть не перерезала горло белая женщина, или же он просто был ясновидцем. Он разразился громовым смехом, оскорбительным для великого вождя могавков, он хлопал себя по бедрам и бросал на него насмешливые взгляды. Анжелика видела, что он переходит границы, унижая Уттаке. Пока не поздно, она решила прекратить эту сцену.
– Однажды, – сказала она, – я видела сон. Как будто я была у ручья, на холме, солнце уже начало садиться, враг выследил меня и бросился на меня с томагавком. Тогда, отправляясь на холм, я взяла с собой кинжал, ведь сны часто сбываются…
При слове «сон» индейцы сразу стали серьезными. От ненависти, насмешек, недоверия не осталось и следа.
– Говори же, – сказал Уттаке глухим голосом. – Говори, о белая женщина, поведай нам о твоем сие.
Они подошли к ней и склонились, как дети, которые ждут продолжения волнующей и страшной истории.
В этот миг дверь с грохотом отворилась и на пороге появились Никола Перро, Пон-Бриан к Мопертюи в сопровождении вооруженных солдат. Они готовы были к тому, что увидят ее лежащей на полу с пробитым черепом. Видя, что она жива и невредима и вполне мирно беседует с двумя грозными ирокезами, они растерялись.
– Сударыня, – пробормотал Пон-Бриан, – вы, вы не…
– Нет, как видите, я жива, – ответила Анжелика. – Что вам угодно?
– Нам сказали, что сюда проникли ирокезы…
– Вот они… Они пришли узнать, как чувствует себя их питомец, и принесли ему оружие. Мне показалась очень трогательной такая забота.
Никола Перро не верил своим глазам, видя, что Анжелика как ни в чем не бывало стоит рядом с этими угрюмыми и страшными воинами.
– С той самой минуты, как я встретил вас в Ла-Рошели, вы не перестаете удивлять меня! Что ж, если у вас все так мирно кончилось, простим их дерзкий налет.
Затем он обратился на языке ирокезов к двум вождям, и Анжелика смутно поняла по их мимике, что Перро приглашает их на пир с белыми.
Но индейцы отказались.
– Они говорят, – перевел Перро, – что будут пировать только с Текондерогой и только тогда, когда все французы из Квебека уйдут отсюда. Они вас приветствуют, сударыня, и говорят, что еще придут к вам.
Приняв горделивую осанку, вожди медленно удалились. Солдаты провожали их до самого выхода из форта. Потом ворота за ними закрылись.
Глава 7
Господи, когда же они уедут отсюда, уедут все до единого? У Анжелики больше не хватало сил ждать. Ей так хотелось, чтобы в Катарунке остались только свои, чтобы кончились наконец все эти волнения и муж принадлежал только ей. Тогда она спрятала бы голову у него на груди, припала бы к нему, как к живительному источнику, впитала бы в себя хоть долю его силы и вновь обрела бы покой. Ибо она видела, что Жоффрей спокоен и тверд. Он не ведал, что такое страх. Он не испытал его, даже взглянув в лицо смерти, даже когда шел на пытки. Он знал, что будущее не обещает ему легкой жизни, и делал все зависящее от него, чтобы предотвратить грядущие опасности. Но будущее и вообще все, что относилось к области домысла, мало тревожило его. Он был прежде всего человеком дела и жил настоящим. Факт, ощутимый реальный факт – вот что было для него главным.
Сделав для себя это открытие, Анжелика ужаснулась – никогда она не сможет понять этого человека, но вместе с тем только этот человек и мог успокоить ее измученную тревогой душу. Он оставался невозмутимым, когда кругом бушевали страсти, но Анжелика чувствовала, что, если все это продлится еще несколько дней, ее нервы не выдержат. Ее лихорадило, в ней все было напряжено: страх, тревога, надежда, сменяя друг друга, налетали на нее, как порывы капризного ветра.
С того самого дня, когда она привела за собою с холма Уттаке, что-то изменилось. Теперь окружающие смотрели на нее другими глазами. Неожиданно для себя она оказалась в самом центре драматических событий, о существовании которых еще совсем недавно даже не подозревала.
Анжелике казалось, что она начинает понимать Новый Свет, входит в его жизнь, его конфликты и страсти понемногу захватывают ее.
«Они уедут, – твердил Жоффрей. И голос его звучал так уверенно, что оставалось только ждать. – Они уедут, и мы останемся одни в своем форте».
Действительно, каноэ все чаще отрывались от речного причала. И наконец наступил день, когда сам граф де Ломени сошел в лодку, последним покинув берег.
События развернулись не так, как он представлял себе, направляясь с экспедиционным отрядом в Катарунк, но он нимало не сожалел об этом.
Он смотрел на провожавшую его чету, которая была для него неким символом того, о чем он сам мечтал в жизни и в чем ему, рыцарю Мальтийского ордена, было навсегда отказано. Вдали мирно паслись лошади. Весело стрекотали кузнечики.
– Итак, я оставляю вас одних, – сказал полковник.
– Весьма признателен вам за это.
– А если ирокезы не поверят в ваши добрые намерения? Если они не устоят перед соблазном получить ваши скальпы и разграбить форт?
– На то воля аллаха! – сказал де Пейрак по-арабски. Де Ломени улыбнулся, он ведь тоже не один год провел на берегах Средиземного моря…
– Велик аллах!
Он махал им шляпой до самого поворота реки.
Глава 8
Только теперь, когда они, наконец, остались одни, и начиналась их жизнь в Катарунке.
Они были одни, они не принадлежали ни к какой нации, не представляли никакого короля. Когда ирокезы придут к ним за миром, они будут обращаться к де Пейраку как к монарху, говорящему от собственного имени.
Еще было трудно поверить в чудо, что французы ушли. Но вечером «в семейном кругу» они праздновали победу и то, что отстояли свою независимость. Со всех сторон к де Пейраку тянулись пенящиеся вином кубки, все славили мудрость своего командира, который снова вывел их из бедственного положения.
