София Нэш - Секреты скандальной невесты
У нее сдавило горло, и понадобились немалые усилия, чтобы остаться неподвижной.
— О, я очень хорошо знаю законы войны. Их мне преподали вы. Даже лучше, чем мой отец, смею заметить. Мое предложение остается в силе. Я выйду за вас, если вы выполните условия контракта с Мэннингом, если нет, то у вас будет выбор — обвинить меня в измене или оставить в покое.
Его холодные глаза наполнились яростью.
— Ваша верность адресована не тому, кто ее заслуживает, а ваша способность судить о человеке весьма прискорбна. Мэннинг — всего лишь бастард, сын шлюхи и к тому же брат шлюхи.
Ее сердце забилось гулко и часто. Хотя душа, рвалась защитить Роуленда, разум сознавал, что для достижения цели лучше промолчать.
— Я вижу по вашему выражению лица, что вы ничего не знаете об этом человеке. Я хорошо изучил его в тот день, после смехотворного чаепития в Хелстон-Хаусе.
Элиза не отвела взгляд.
— У бастарда, которого вы униженно защищаете, мать была обыкновенной горничной. После совращения молодого наследника она стала шлюхой, что было для нее вполне естественным. Его сестра обладала теми же самыми пороками. Да, именно оттуда его корни! — Он буквально выплюнул эти слова. — Мэннинг был обычным карманником, мусорщиком и беспризорником, пока ему не повезло и, он не занял положение в пользующейся сомнительной славой конюшне. Он даже стрелять толком не умеет, что выяснилось прошлой весной, когда он пытался отнять деньги у графини и убить своего благородного брата. Неужели этот человек заслуживает сострадания?
Она сосредоточилась на том, чтобы ее руки оставались спокойными.
— За вами выбор, Леланд. Заплатите этому человеку, и вы получите меня в жены, другого варианта нет.
Его глаза недобро сверкнули.
— Могу обещать только одно, моя дражайшая Элизабет. Если я выясню, что вы позволили ему тронуть вас, — а право обладать вами имею только я, — я не только накажу вас, как это сделал бы любой муж, но и поступлю с ним так, как правила чести позволяют поступить каждому джентльмену.
Она понимала, что если хотя бы на дюйм отойдет от своей жесткой позиции, то рассыплется на миллион кусочков.
— Так как? Он вас поимел, Элизабет? — спросил он тихим, зловещим голосом, который никак не вязался с его безумным взглядом. — О, не бойтесь, я женюсь на вас, вы будете моей независимо от ответа. И я в нашу брачную ночь узнаю правду. Но, — он подоткнул под шляпку выбившийся локон, — для вас будет гораздо легче, если вы скажете мне правду сейчас.
Роуленд постоянно говорил ей, что она отъявленная лгунья, пронеслось в ее голове.
— Я леди, Леланд, и не стала бы делать ничего такого, что может опозорить меня. — Элиза умолкла, чтобы набрать воздуха. — Так что же? Предстану ли я перед, всеми благородными семьями Англии, чтобы выйти за вас замуж? — Она не стала ждать ответа. — Если вы все еще желаете этого, принесите золотые гинеи в Хелстон-Хаус, и я передам их мистеру Мэннингу.
От ярости его лицо покрылось пятнами, но даже самый прославленный генерал в Лондоне мало что мог сделать под пристальным и неослабным наблюдением проходящих и проезжающих рядом пэров. И поэтому он согласился — да, неохотно, с отвращением, но согласился.
— Я не могу и не хочу платить золотом. Пусть он удовлетворится банковским чеком.
— Я не настолько глупа, Леланд. Оплата будет произведена золотом, иначе я не согласна. Вот видите, у вас все карты, кроме одной. Но это ваш выбор и это окончательно.
Он медленно улыбнулся, взгляд его стал хитрым и жадным.
— Ладно, моя дорогая. Нельзя сказать, что гинеи так и сыплются из моих карманов. Но я сделаю это при двух условиях:
— Да?
— Первое. Сумма, поступит в Карлтон-Хаус, где я позабочусь о том, чтобы после присвоения мне титула герцога мы поженились немедленно, а не на следующее утро. И вы напишете Роуленду Мэннингу и заявите о своей неприязни к нему. Вы ясно скажете, что он никогда впредь не должен портить вам настроение своим присутствием. Он никогда не должен знать, что вы являетесь соучастницей этой сделки. Вы понимаете? — На последних словах его голос сорвался до писка.
Он ничего не понимал. Он был полным идиотом. Неужели он в самом деле думает, что она согласится мучить Роуленда Мэннинга признанием в своей неугасимой любви к нему, выходя замуж за Пимма?
— Разумеется, Леланд. На сей раз, мы достигли полного согласия.
— Ну вот. Я знал, что вы можете быть послушной, если приложите усилия. А теперь поцелуйте меня, чтобы показать вашу благодарность, моя несравненная. Еще три дня — и тогда… одним словом, вы всегда будете под моей защитой.
Роуленд всегда знал, насколько абсурдно-драматическими были повороты в ее жизни. Она не могла с этим не согласиться. Лицо у генерала было влажным, он вынудил ее поцеловать его в щеку. А этот запах… кисловатый запах овечьей шерсти тяжелой униформы, смешанный с избыточным количеством одеколона…
— Что она сделала? — Роуленд заорал на Джошуа Гордона так, что едва не рухнули новые стропила.
Лицо лакея окрасилось в цвета четырех красных оттенков.
— Она и генерал Пимм уезжали из Хелстон-Хауса в фаэтоне, когда я приехал туда с вашим посланием. Лакей сказал мне, что они отправляются в Гайд-парк. Туда, где строится новый большой дом генерала.
Роуленд смотрел на Джошуа, своего единственного оставшегося лакея, поскольку другой ушел от него, не получив жалованья за последние три квартала.
— А почему ты не поехал за ними?
— Я не знал, что вы этого захотите.
Смерть. Какие-то хаотичные слова и смерть. Этот лакей, черт бы его побрал, не понимал, что его бормотание рождает у Роуленда приступ бешеной ярости. Господи, что Леланд Пимм сделал или сказал, чтобы заставить ее отправиться с этой распутной свиньей на прогулку?
— Сэр! Сэр!
Роуленд посмотрел вниз и увидел, что он сжал край своего старого письменного стола с такой силой, что обломок стола остался в руке. В ладонь вонзился гвоздь, и из раны хлынула кровь. Лакей тут же снял с шеи галстук, чтобы забинтовать рану. Роуленд выругался. Ну ничего не идет так, как запланировано.
Нельзя сказать, чтобы он не ожидал этого. Когда речь идет о Элизабет Ашбертон, ничего не пойдет по плану.
Легкая улыбка коснулась его губ, когда он наконец отпустил лакея. Элиза, кажется, и в самом деле получает удовольствие от неповиновения мужчинам и ходит по канату, приносящему бедствия.
Она была женщиной, которую нужно спасать. Которую нужно беречь и лелеять.
И он сделает это, нравится ей это или нет. Сегодня вечером. После того как он провел весь день, все двадцать четыре часа, думая о сносе всего того, что он построил за последнее десятилетие. Но не было ли все это построено на столпах греха? Прах превращается в прах. Ничто не вечно.