Джейн Фэйзер - Тень твоего поцелуя
– Думаю, на сегодня лучше оставить леди в покое, – велел Лайонел. – В ее состоянии расстраиваться вредно.
– Безмятежность духа действительно является залогом успешного течения беременности, – нерешительно подтвердил тот же врач, дергая себя за аккуратную седую бородку. – Но что мы скажем королеве?
– Объясните, что, поскольку леди Нилсон крайне утомлена и сильно переживает, вы посчитали возможным перенести обследование на другой день, – повелительно бросил Лайонел, красноречивым жестом распахивая дверь.
Врачи заколебались, переводя взгляды со своей неистовой пациентки на спокойного человека, с властным видом придерживавшего дверь. Никто не обращал ни малейшего внимания на лорда Нилсона, все еще стоявшего рядом с женой.
– Хорошо, сэр, мы вернемся позже, – кивнул тот, кто, очевидно, был старшим в их компании, и обратился к Пиппе: – Вы сильно раскраснелись, мадам. Я посоветовал бы вам пустить кровь и следующие два дня питаться только творогом и сывороткой.
– Проваливайте! – скомандовала Пиппа, показывая на дверь. – Вы жестоко ошибаетесь, если воображаете, что я позволю лишить меня последних сил вашими ланцетами и пиявками! Оставьте меня в покое, и, уверяю, мое лицо скоро приобретет обычный цвет!
Троица, бормоча извинения, убралась. Лайонел захлопнул за ними дверь. Пиппа не двинулась с места. Только озабоченно нахмурилась. Странно! Что-то тут неладно. Почему Лайонел ввалился в ее спальню, словно имел на это право? Мало того, посмел разыгрывать из себя хозяина, полностью игнорируя Стюарта! А тот и слова не сказал: просто стоял в стороне и трусливо молчал.
Она уже привыкла к странному пресмыкательству мужа перед испанцами, хоть и по-прежнему не понимала причин, но поджимать хвост еще и перед Лайонелом Аштоном?! Неужели только потому, что он был в свите испанского короля и считался одним из самых преданных его слуг, а следовательно, заслуживал такого же почтения?
Пиппа задумчиво оглядела Стюарта, всей своей позой выражавшего крайнее смущение.
– Благодарю, мистер Аштон, за то, что так решительно справились с этими воронами, – кивнула она, хотя на губах играла сардоническая усмешка. – Позвольте, однако, узнать: у вас привычка такая – врываться в чужие спальни, даже не постучав?
– Боюсь, вы не услышали бы стука, – защищался Лайонел. – Видите ли, я выступаю посланцем их величеств. Очень удачно, что я застал вас обоих. – Он похлопал пергаментом по ладони и жестко добавил: – Дело касается вашей жены, Нилсон. Но вам тоже следует присутствовать.
Пиппа ощутила струйку холодного пота, ползущую по спине. Господи, как она боится! И хотя твердила себе, что для страха нет причин, если в деле замешан Лайонел, все равно не могла успокоиться.
– Это для меня? – спросила она, протягивая руку к документу.
– Наверное, будет лучше, если сначала это прочитает ваш муж.
Ноздри Пиппы слегка раздулись. Молниеносным движением она вырвала из его пальцев сложенный пергамент.
– Если это касается меня, сэр, значит, я первая его прочитаю.
Лайонел смиренно поклонился. Его предложение было чистой формальностью, поскольку именно чего-то в этом роде и должен был ожидать Стюарт Нилсон. Недаром муж имеет власть над женой, пусть хотя бы на людях. Пиппа сломала печать, развернула документ и, молча пробежав глазами, так же безмолвно вручила Стюарту. Пальцы Нилсона слегка тряслись. Прочтя приказ, он беспомощно уставился на Лайонела, уже принявшего обычный отрешенный вид.
– Значит, вам поручено следить, чтобы моя жена подчинялась этим распоряжениям?
– Таково желание короля.
– Но следить за женой – прежде всего обязанность мужа!
Голос Стюарта дрожал. Это уж слишком! Такого оскорбления он не ожидал! И не знал, как объяснить все Пиппе, смотревшей на него с высоко поднятыми бровями.
– Вполне естественное предположение, – кивнула она. Запрет появляться при дворе вовсе не причинил ей боли, наоборот, обрадовал. Какое облегчение – не видеть неприязненного лица Марии, не терпеть ее день за днем изматывавшую душу ненависть! Но чем вызвана такая немилость? Пиппа не заслужила наказания!
– Стюарт, разумеется, не отстранен от выполнения своих обязанностей?
– Нет, его услуги необходимы их величествам. Вероятно, именно поэтому мне велено присматривать за вами.
Лайонел поспешил наложить бальзам на раненую гордость Стюарта. Несчастный корчился, как в огне, и его муки были столь ощутимыми, что Лайонел, не выдержав, постарался их облегчить, хотя по-прежнему всем сердцем презирал Стюарта Нилсона. Впрочем, и у него самого совесть нечиста.
Пиппа еще сильнее нахмурилась.
– Ничего не понимаю. Почему королева настаивает, чтобы меня наблюдали ее врачи? Почему поздравляет с беременностью, говорит, что мы одновременно выносим наших детей, а потом не велит показываться ей на глаза? Ничего не понимаю.
Она покинула свою оборонительную позицию у кровати и села на подоконник, подставив лицо под яркое СОЛНЫШКО.
– Королева вне себя от радости, что сможет дать мужу наследника, – небрежно предположил Лайонел. – Может, она считает, что вы отвлекаете внимание придворных от ее собственного положения? Сами знаете, как любит она греться в лучах всеобщего одобрения и не терпит соперниц пи в чем. Но, чувствуя, что должна как-то возместить обиду, она отдает вас под надзор собственных медиков. Чтобы совесть не мучила.
В его словах было достаточно правды и некоей, пусть извращенной, но логики, чтобы утихомирить Пиппу. Она смирится с волей королевы, у нее просто нет иного выхода. Но смирится на собственных условиях.
– Если меня ссылают прочь, тогда я поеду к родителям, – твердо объявила она. – Они в любой день могут вернуться в Холборн.
– Это невозможно, – тихо возразил Лайонел, хорошо представляя силу удара, который готовился нанести. – Лорда и леди Кендал тоже уведомили, что они нежеланные гости не только при дворе, но даже в столице.
Пиппа побелела. Быть отторгнутой от матери в такое время! Немыслимо! Ей не под силу выносить и родить дитя без материнской поддержки!
– Нет… – покачала она головой, – они не могут быть так жестоки! Это невозможно! Что я сделала такого, чтобы заслужить столь варварское обращение?
Гневные слезы блеснули на глазах, но она сумела сдержаться и не уронить ни единой. Видимо, орудием пытки на этот раз стал Лайонел. Он королевский гонец и палач… и его вероломство разрывало сердце.
Она уставилась на него так, будто видела впервые. Потом с яростным вызовом обернулась к мужу. Неужели он стерпит эту несправедливость без единого слова протеста?!
Стюарт молча ломал руки. Что ему делать? Что сказать? Они никогда не выпустят из своих клещей Пиппу и ребенка! И близко не подпустят родных, пока все не будет закончено.
