Лора Бекитт - Агнесса. Том 1
Собирались они вместе не так уж и часто, может быть, раза два или три в неделю, иногда в чьей-нибудь комнате, а чаще — в ранее заброшенной гостиной. Туда же перенесли инструмент. Болтали, шутили, слушали музыку, смеялись, играли в карты, танцевали. Всеобщим любимцем считался здесь Керби. Пес вполне справедливо полагал, что имеет право приходить сюда вместе с хозяевами, что и делал всякий раз, невзирая ни на какие попытки оставить его дома.
Радостным был первый день их встречи, печальным оказался последний. Но о том, что он последний, они тоже узнали не сразу.
— Красота! — воскликнула, соскакивая с подоконника, Гейл. — Обожаю танцы! Когда у меня будет золото и я уеду отсюда, то танцевать буду день и ночь!
Она крутанулась на каблуках — синяя складчатая юбка ее взвилась и, мелькнув веером, опала.
«Когда у меня будет золото» или «если у меня будет золото» — такими словами обитатели прииска часто начинали или заканчивали фразу; примерно с таким же выражением и с не меньшими надеждами ребенок произносит «когда я вырасту большой». Впрочем, в гостиной шел неторопливый разговор, в котором временами участвовали все, иногда только двое или трое из присутствующих. На диванчике у камина Эдвин что-то рассказывал Джеку, тут же расположились любезно болтающие Марион и Бен, Агнесса с Ингрид возле окна листали ноты.
— Холодно! — пожаловалась хорошенькая Марион, протягивая руки к огню. — Сегодня, пока дошла до дома, вся замерзла. А помню, в моем городе: пальмы на набережной, теплый ветер и много-много солнца! Я, глупая, так часто жаловалась на жару, а теперь…
— Ничего, — сказал Бен, — уедем! Не печальтесь, дорогая.
Марион вздохнула с безнадежностью во взгляде.
— Сейчас мисс Митчелл нам кое-что споет, — объявила Ингрид.
Агнесса замотала головой, отказываясь.
— О мисс Митчелл, миленькая, пожалуйста! — встрепенулась и сделала умоляющие глаза. Потом обратилась к присутствующим: — Тише!..
— В самом деле, спойте, мисс Митчелл, — попросил и Эдвин, самый, пожалуй, серьезный и рассудительный в этой компании.
Она не стала больше упорствовать и села за пианино. Агнесса играла Шуберта, и голос ее то рассыпался хрустальными переливами, то парил на одной торжествующей светлой ноте. Присутствующие молчали, затаив дыхание, в паузах было слышно, как потрескивают в камине дрова да где-то наверху скрипят половицы; в большинстве своем неудачники и несчастливцы, они слушали бессмертную мелодию и слова, сидя на потертых диванах в обшарпанной гостиной дома на прииске, заброшенном Богом. Марион широко раскрыла глаза; повернувшись к Бену, она прошептала:
— Вот голос, да?!
Гейл сонно глядела в огонь. Музыка ее не трогала: земной грешный мир интересовал мисс Маккензи куда больше небесного.
Инструмент смолк.
— Браво, браво! — вскричала Марион, срываясь с места. Все окружили Агнессу, что-то говорили ей, выражая свой восторг. Джек улыбался так, словно и ему принадлежала капля этой маленькой славы; выражение его лица было сейчас по-мальчишески юным.
— Где вы обучались музыке? — спросил Агнессу Эдвин.
— В частном пансионе.
— Вы играете очень хорошо, — сказал он. — Я не знаток, но, мне кажется, вы прекрасно владеете инструментом. Никогда не бросайте музыку!
— Да, — отвечала Агнесса, — но не все в моей власти. Это ведь очень плохой инструмент.
— Я знаю, — печально улыбнулся Эдвин, — но я имею в виду хотя бы… в душе… Вы понимаете?..
Агнесса кивнула. Ей был симпатичен этот человек, и он кого-то напоминал. Она долго не могла вспомнить, но потом все-таки вспомнила: того юношу с конного завода, соседа Джека, Орвила Лемба (хотя за давностью она позабыла его имя), в нем чувствовалась та же пытливость и особое глубокое понимание. Она подумала об этом один только раз, слишком уж мимолетной и незначительной казалась сейчас та далекая встреча.
А сейчас она больше радовалась тому, что даже здесь, на прииске, оказалось возможным найти людей, таких как Эдвин и Ингрид, способных воспринимать музыку и стихи, и по-особому, вдумчиво, — саму жизнь.
— Твоя Агнесса, оказывается, талант, — негромко произнесла Гейл, подойдя к Джеку. — Интересно бы узнать, какие способности есть у тебя!
— Никаких, — спокойно ответил он.
— Нет! — возразила Гейл. — Не может быть! Вот смотри! — с презрительной усмешкой показала на Элси. — Даже у этой маленькой мыши есть способности (Элси сидела на стуле у двери, терпеливо дожидаясь, пока кто-нибудь уделит ей хотя бы каплю внимания. Однажды с нею заговорил Олсен, и теперь она не сводила с него жалобно-просительных глаз). Открою тебе один секрет: на этом чертовом прииске каждый человек рано или поздно показывает, на что он способен, в плохом или в хорошем смысле…
— Ты уже показала?
Гейл засмеялась.
— Думаю, не до конца!
— А мы уезжаем, — как бы между прочим сообщила Ингрид, когда они опять уселись все вместе.
— Уезжаете? — удивилась Агнесса. — Когда?
— Скоро, — сказал Эдвин. — Может быть, даже на этой неделе.
— Ты ничего не говорил мне, — произнес Джек, мрачнея. — Мы собирались отправиться вверх по реке…
— Да, — подтвердил Эдвин. — Но мы получили письмо от родственников, они зовут нас к себе.
— Нам обещают работу, — извиняющимся тоном добавила Ингрид.
— И то верно! — вступил Бен. — Я уже отчаялся найти здесь золото. Поражаюсь, что иным везет! При мне какой-то тип наткнулся на такое местечко!.. А я… Эх! — Он махнул рукой. — Я тоже уеду. Зря бросил море. Вернусь, пойду снова на шхуну, а тут… нет моего счастья!
— А у меня вы ничего не спросили, — капризным тоном заметила Марион.
— О чем вы?
— Я, может, не буду ждать, пока вы вернетесь из плавания, мистер Янг. И вдруг мы с Олсеном вообще захотим остаться здесь!
— Я не останусь, — заявил Олсен, — и не думай!
— Может быть, и нам уехать, Джек? — произнесла Агнесса, прикасаясь к его плечу. Но Джек не ответил.
— Вы с самого начала не верили, что у вас может быть золото, вот и уезжаете так, — сказала вдруг державшаяся в тени Гейл. — Чтобы получить что-то, надо хотя бы в это верить.
— Вы верите, мисс Маккензи? — полюбопытствовал Бен.
— Верю!
— Значит, у вас будет золото?
— Я пойду к себе, — сказала Гейл, не отвечая на вопрос. — Устала. — И, отбросив руку Бена, который в шутку попытался загородить проход, вышла за дверь.
— Конечно, будет, болван! — прошипела она, когда никто уже не мог слышать, и глаза ее словно бы вспыхнули в темноте страстным и сильным огнем.
Остальные разошлись за полночь. Еще не прощались, но вечер был последним, это поняли все.
