Мари Кордоньер - Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты
Ниниана молча глядела в окно. Карета уже свернула на Королевскую площадь, и она невольно вспомнила, как в первый раз сама управляла экипажем при въезде в узкие ворота дворца Мариво. Потом взгляд ее упал на золотое обручальное кольцо, украшавшее теперь ее руку и служившее доказательством того, что венчание происходило не во сне.
Наконец Ниниана произнесла:
— Я ведь, собственно говоря, поклялась никогда не выходить замуж. Меня радовало, что отец в последние годы был занят более важными делами, чем поиски жениха для меня…
— И что же?..
Ниниана посмотрела на мужа, будто проверяя реальность его существования. Его внешность выглядела впечатляюще; элегантная одежда, крепкая высокая фигура и бросающаяся в глаза мужественность. К своему изумлению, Ниниана уловила в его взгляде неуверенность. Неужели он боится ее выводов и озабочен этим? Именно он? Тот, кому достаточно заключить ее в объятия, чтобы она забыла о рассудительности, приличиях и морали?
Словно помимо ее воли, в уголках губ появилась улыбка, вызвав подобие ямочек на щеках и отразившись в уголках глаз смешливыми морщинками.
— Неужели вы ждете моего ответа с какой-то опасной? — прошептала она.
— Насколько я помню, вы еще не говорили мне о своих чувствах.
— У меня не было такого права. Но я их вам показала.
— У тебя есть все права!
— Сейчас — да!
С решительностью, неожиданной для себя, Ниниана приложила свои ладони к его щекам и почувствовала тепло его кожи, пульсацию крови в висках. И еще какое-то внезапное, растущее блаженство, которое охватило со от затылка до пяток. Это было жаркое пламя неожиданного, всепоглощающего счастья. Слова появились сами собой и прозвучали как клятва:
— Я люблю тебя и всегда буду любить, с каждым вздохом, дарованным мне небом.
Страстный поцелуй скрепил эту клятву. И только острожное покашливание вернуло обоих на землю. Ниниана невольно покраснела. Новоиспеченный граф де ла Шез вызвал у шталмейстера, лично открывшего дверцы кареты, шок, представив ему свою супругу.
Когда двери апартаментов за ними закрылись, Ниниана с юмором заметила:
— Вы похожи на наследника английского короля Генриха. Только сластолюбец может появиться к вечеру с супругой, но не с той, которую оставил утром в качестве своей невесты.
— Генрих Тюдор приказывал отрубать надоевшей супруге голову, а я лишь поменял прелестную пустую головку на строптивую мегеру…
Счастье, заполнившее Ниниану, выплеснулось в ее заливистом смехе. Это был мелодичный, красивый смех, разбудивший у супруга уже уснувшие воспоминания.
— Твой смех… это был он! Я услышал его в тот вечер, когда ты приехала в мой дом… Он растрогал меня и навеял мечты… Я сказал тогда себе, что есть дела поважнее, чем прислушиваться к чьему-то смеху, но воспоминания о нем преследовали меня все эти недели! Он покорил мое сердце!
Серьезность его слов прекратила необузданное веселье, но радость в глазах Нинианы сохранилась. Послушно упала она в его зовущие объятия. Она была наконец-то дома.
Эпилог
Париж, сентябрь 1638 года
Роскошная карета была искусным произведением талантливого мастера. Даже король вряд ли смог бы похвастаться более красивым экипажем. Золотые украшения, кисти и узоры выделялись на черном полированном дереве, а сложная система рессор обеспечивала карете очень мягкий ход. Четверка быстрых вороных лошадей энергично фыркала, и конюхи с трудом удерживали животных.
Два всадника осадили лошадей, въехав на широкий двор роскошного особняка Мариво. Они обменялись насмешливыми взглядами из-под полей украшенных перьями шляп.
— Диана! — сказал более изящный из них.
Второй утвердительно кивнул.
— Счастье, что Франсуа де Мариво получил наследство. Иначе твоя сестра разорила бы его за два года. Скажи мне, для чего ей в окнах кареты настоящее стекло? Она, наверное, вставляет новые стекла после каждой поездки. Какое бессмысленное расточительство!
В этот момент гости покинули свой дворец на колесах и заметили всадников. Юная дама в светлом дорожном костюме и в немыслимом сооружении из тюля и белых перьев на голове, более походившем на павлиний хвост, чем на шляпу, издала пронзительный крик:
— Ниниана! Боже мой, ты все еще носишь ужасную мужскую одежду?
— Почему бы и нет?
Ниниана, графиня де ла Шез, изящно соскользнула с седла, положенного на спину стройной арабской кобылы. Ее сестра не смогла оценить совершенство движений всадницы. Во все глаза смотрела Диана на светло-коричневые кожаные штаны и бархатную куртку, надетую под короткий кавалерийский плащ. Ботфорты до колен и сдвинутая набекрень шляпа завершали экстравагантный костюм.
Графиня поцеловала возмущенную сестру, протянула для поцелуя руку ее супругу и заглянула в карету.
— А где же ваш сын? Мне бы так хотелось на него посмотреть!
Диана, очевидно, пребывала между первоначальным и новым возмущением.
— Чего захотела! Неужели ты серьезно могла подумать, что я возьму его в такую ужасную поездку? А вдруг ему стало бы плохо и он бы испортил обшивку кареты? Нет, нет, он остался с Паулиной в имении. Граф, ради Бога, как вы позволяете Ниниане скакать в этом противном костюме?
— Добро пожаловать в Париж, прекрасная родственница! Мы рады приветствовать вас!
Ив де Мариво, который обменялся рукопожатием с двоюродным братом, пропустил провокационный вопрос мимо ушей и указал едва заметным движением головы на толпу слуг, с любопытством слушавших их. Ниниана внезапно вспомнила другой приезд, со дня которого пробежало пять с лишним лет. Сколько событий с тех пор произошло…
Ниниана передала кобылу шталмейстеру, предварительно ласково погладив ее по морде, и взяла сестру под руку.
— Пойдем в дом, Диана. Мы ждали вас еще вчера. Все приготовлено. Расскажи о своем сыне. Паулина, наверное, без ума от него?
Однако из Дианы сложно было выудить что-либо, кроме жалоб на трудные роды, утомительное путешествие, городской шум и безвкусную одежду сестры.
— Разве тебя не радует отмена королем отлучения от двора в связи с крестинами наследника престола? — спросила Ниниана. — Правда, удивительно, что Анна Австрийская после двадцатитрехлетнего бездетного супружества произвела на свет сына? Говорят, родился прелестный, крепкий ребенок, и король очень счастлив.
— Я была бы чрезвычайно счастлива, если бы ты носила менее вызывающую одежду. Я едва отваживаюсь смотреть на тебя. Тебе не стыдно?
Спустя некоторое время Ниниана рассказывала супругу:
