Джоржетт Хейер - Переполох в Бате
— Что вполне вероятно, я сейчас просто вспенюсь, как бутылка с имбирным пивом, — сказала она. — Кто придет ко мне сегодня, как вы думаете?
Никто из женщин не высказал догадки, хотя Серена очень порадовала миссис Флор, сказав:
— Принц-регент!
— Лучше, чем он! — заявила миссис Флор, когда отсмеялась. — Эмма!
— Эмили! — воскликнула Серена. — Действительно, превосходно. Как вы должны быть рады! Значит, Лэйлхэмы в Глостершире?
— Нет. Сейчас самое главное, — сказала миссис Флор. — Хотя я и не должна этого говорить. — Все трое больны корью! Поэтому Сьюки осталась в Лондоне, так как в Брайтоне не нашлось ни одного подходящего дома. Конечно, мне не хотелось, чтобы Эмма приехала и подхватила эту ужасную инфекцию, разгуливающую по Лондону. Вы можете поверить мне, моя дорогая! В общем, Эмма заболела гриппом, и сильно, потому что Сьюки пишет, что доктора советуют ей уехать из Лондона, да и с нервами у нее не все в порядке.
— О, мне очень жаль! — сказала Фанни. — Поэтому леди Лэйлхэм должна привезти ее к вам, мэм?
Радостная улыбка осветила лицо миссис Флор.
— По этой причине Сьюки скорее отвезла бы ее в Джерико, а не ко мне. Но теперь она тоже заболела гриппом, и поэтому-то ей придется прислать Эмму вместе с горничной завтра же. Потом она тоже приедет и посмотрит, полегчало ли ей у меня хоть немного.
Глава XV
Эмили, которую Серена увидела несколько дней спустя, действительно выглядела как молодая леди, только недавно вставшая с постели после болезни. Со щек ее исчез нежный румянец, она похудела и вздрагивала от неожиданного шума. Миссис Флор приписала ее состояние усталости после лондонских развлечений, и сказала Серене, что охотно надрала бы дочери уши за то, что та позволила бедненькой крошке Эмме так утомиться. Серена решила, что объяснение звучит убедительно, но Фанни утверждала, что причину запуганного вида Эмили надо искать вовсе не в недосыпании после светских увеселений.
— И ходить далеко не надо! — многозначительно добавила она. — Эта гадкая женщина заставила ее принять предложение Ротерхэма, а бедняжка его боится!
— Как ты можешь так говорить? — нетерпеливо отозвалась Серена. — Ротерхэм не чудовище же какое-то!
Но мягкая Фанни на этот раз была непреклонна:
— Нет, чудовище, — утверждала она. — Не побоюсь признаться тебе, милочка, что и меня он пугает, а мне уже не семнадцать.
— Я знаю, что ты чувствуешь себя с ним скованно, но это такая чепуха, Фанни! Скажи на милость, какие у тебя основания бояться его?
— Ах, да никаких! Но просто… Тебе не понять, Серена, потому что ты совсем не робкая, и, наверное, никогда в жизни ничего не боялась.
— Ну уж, конечно, не Ротерхэма! А вот тебе, моя дорогая, следовало бы подумать, что если в его манерах тебя что-то и тревожит, так это ерунда, он же в тебя не влюблен.
Фанни вздрогнула.
— Ах, это было бы ужасно! — воскликнула она.
— Глупости! Возможно, этот брак устроила миссис Лэйлхэм, но что Эмили влюблена в Иво — я очень сильно сомневаюсь. И в конце концов такие браки — дело вполне обыкновенное и часто оказываются удивительно удачными. Если Иво ее любит, то очень скоро научит отвечать ему взаимностью.
— Серена, я не могу поверить в его любовь. Эта девушка не подходит ему.
Серена пожала плечами, жестко проговорив:
— Боже правый, Фанни, сколько раз мы видели, как умный мужчина женится на хорошенькой простушке, и удивлялись, что заставило его остановить на ней свой выбор. Эмили не будет спорить с Ротерхэмом, она будет послушной, будет считать его непогрешимым — а все это ему весьма понравится!
— Ему! Очень может быть, но как насчет нее? Если он сейчас ее пугает, то что будет, когда они поженятся?
— Позволь посоветовать тебе, Фанни, не приходить в такое волнение из-за того, что остается всего лишь домыслами. У тебя же нет полной уверенности, что Эмили его боится. Если она немного нервна, то, будь уверена, что он за ней ухаживал. Он — человек с сильными страстями, а Эмили такое невинное дитя, что я не удивлюсь, если она перепугалась. Уверяю тебя, девушка скоро отбросит это пуританство! — Серена увидела, как Фанни качает головой и поджимает губы, и резко добавила: — Так не пойдет! Если бы твои странные предположения были справедливы, Эмили не нужно было бы принимать его предложение.
Фанни быстро подняла взгляд:
— Ах, ты не знаешь, ты не можешь понять, Серена!
— О, ты хочешь сказать, что она не смела ослушаться мать? Ну, радость моя, в какой бы строгости ее ни держали, леди Лэйлхэм не смогла бы принудить дочь к ненавистному браку. А если Эмили так боится матери, то должна была бы радоваться возможности вырваться из-под ее власти.
Фанни изумленно взглянула на нее, а потом снова склонилась к своей вышивке.
— По-моему, ты никогда не поймешь, — печально проговорила она. — Видишь ли, милочка, ты росла совершенно по-другому. Ты никогда не боялась своего отца. Право же, я, бывало, думала, что ты скорее его подруга, чем дочь, и уверена, что вы оба понятия не имели о том, что дети должны повиноваться родителям. Меня всегда изумляло, когда я слышала, как он советуется с тобой и как ты смело отстаиваешь свое мнение и поступаешь так, как считаешь нужным. Знаешь, я бы никогда не решилась так разговаривать со своими родителями. По-моему, привычку к беспрекословному повиновению преодолеть очень трудно. Тебе кажется немыслимым, чтобы леди Лэйлхэм могла принудить Эмили к нежеланному браку, но это вполне вероятно. Некоторым девушкам — даже большинству девушек — мысль поступать по своей воле даже не приходит в голову.
Больше они об этом не разговаривали. Когда Эмили прогуливалась с Сереной по садам Сидни, не похоже было, что она сожалеет о своей помолвке. В перерывах между восторженными восклицаниями по поводу всевозможных увеселений она болтала о том, где побывала в Лондоне, и, казалось, была переполнена сообщениями вроде того, что королева улыбнулась ей, когда ее представили, а одна из принцесс даже разговаривала с ней.
— Вам понравилось? — спросила Серена.
— О да, очень! И мы несколько раз были в садах Воксхолла, в театре, на параде в Гайд-парке, и в Альмаке… Ах, я уверена, что мы были просто везде! — объявила Эмили.
— Неудивительно, что вы так утомились.
— Да, ведь я не слишком привыкла к таким развлечениям. Когда устаешь, то ничему уже не радуешься, и… и настроение бывает такое странное… так мама говорит. И у меня была инфлюэнца. Вы когда-нибудь болели ею, леди Серена? Это так гадко: становишься совершенно несчастной и по любому поводу хочется плакать. Но мама была очень добра ко мне и позволила мне приехать погостить у бабушки, здесь так спокойно.