Осип Назарук - Роксолана: Королева Востока
Она была очень обеспокоена. Но не выдала беспокойства. Мысль о том, как ей следует защищаться дальше, окончательно ее успокоила.
Она встала и сказала:
– Верши свое правосудие!
Она поклонилась как человек, полностью уверенный в своей правоте и не страшащийся приговора, слабо улыбнулась и вышла.
Султан не сказал ей ни слова о нарушении, которое ни разу еще не совершалось со времен, когда султаны взошли на престол.
Во всем дворце началась беготня, беспорядок и неописуемое волнение. Ошалевшего от страха Хассана бросили в темницу. Он все время кричал от ужаса:
– Это неправда! Великий везирь Ахмед-баши сказал мне так говорить! Он обещал много денег и дом в Скутаре! Все, что я говорил, – неправда!
Никто не знал, что он говорил. Все боялись спросить. Никто не хотел знать тайну жены султана, ибо уже чувствовал, что ее запятнает кровь.
Ахмед-баши арестовали во дворце, в момент, когда он шел через ворота Джеляд-Одаси. После того, как он вошел в ворота, никто уже не видел первого государственно го министра в живых. Лишь янычары, стоявшие на страже, потом долго шепотом рассказывали в казармах, что еще долго было слышно вопли могущественного визиря, которого пытала немая стража падишаха.
– За что? – шептали в казарме янычар длиною в милю.
– Никто не знает, за что. Видели только, что с плачем шла к султану прекрасная Хюррем Роксолана.
– И что же, никто не послушал великого визиря перед смертью?
– Никто…
– Не бывало такого с тех пор, как царствует род Сулеймана…
– Но и султана такого еще не было. Этот знает, что делает, – шептали в казарме янычар длиною в милю… Ведь рука этого султана Османов, влюбленного в белокожую чужестранку из далеких краев, перед которой вскоре затрепетал весь сарай, вся столица и вся империя, простирающаяся на три части света, была тяжела…
* * *В тот же вечер на царские ворота Баб-и-Гумаюн нацепили окровавленную голову Ахмед-баши.
Его рот был перекошен от боли и каждый нерв его ужасной головы дрожал в лучах восходящего солнца. Тело же в это время четвертовали на площади Царьграда сипахи султана.
Ужас прокатился по Стамбулу, столице султанов, по покоям султанского дворца, по блестящим залам и по комнатам сераля. Он достиг даже святынь ислама. Иначе пели в тот вечер муэдзины на вершинах стройных минаретов свои молитвы: «…Ла Иллаха ил Аллах Мухаммад Расул Аллах!»
Так погиб Ахмад-баши – первый свидетель султанши Роксоланы.
В этот вечер второй раз в жизни не могла приступить к молитве султанша Эль Хюррем, счастливая мать принца. Словно в далеком кровавом мороке стояла перед ней церковь в предместье Рогатина. Тихо стояла. А издали доносился дикий крик муэдзинов с вершин стройных минаретов…
«…Ла Иллаха ил Аллах Мухаммад Расул Аллах!» Они молились своему Богу о своем великом султане и государстве Османов, по которому уже ступал кровавый рок. Они тихо прибавляли к молитвам:
«Пусть Аллах сохранит от крови дом падишаха!»
* * *По большим базарам Стамбула гуляли слухи об удивительной султанше, которую видели в коридорах и залах приемных покоев. Простой народ так рассказывал об этом: «Ахмед-баши хотел украсть ребенка султанши Эль Хюррем. Он подкупил черного евнуха Хассана, чтобы тот напоил султаншу снотворным зельем. И совершил Хассан недоброе дело – дал молодой султанше зелье… Только она заснула, подкрался черный евнух Хассан с великим визирем. И взял младенца.
Но она во сне вскочила, закричала и отобрала ребенка.
И во сне пошла жаловаться к Султану…
Шла по коридорам и залам приемных покоев…
Шла…
В диадеме из жемчуга, в роскошных шелках, блестящих фарарах и в слезах шла… – Вся в слезах?
– Да! Вся в слезах…
А перед ней несли черные евнухи малолетнего принца Селима в беленьком муслине, в золотом паланкине… – В золотом паланкине?
– Да, в золотом.
– За ней шли белые невольницы из гарема, напуганные ее слезами…
– Напуганные ее слезами?
– Да, напуганные слезами!
– И шла она так просто по залам Дивана?
– Откуда же она поняла, куда идти, если еще ни разу не была в приемных покоях?
– Знала, и очень хорошо – ее направляло материнское сердце… Ибо шла она за справедливостью.
– И какой приговор вынес султан Сулейман?
– Справедливый приговор – приказал бить преступников, пока те не признаются, за какие деньги подкупил визирь черного Хассана. А потом приказал пытать визиря каленым железом, чтобы он издал столько воплей, сколько дал денег своему сообщнику. И издох Ахмед в Джелад-Одаси.
– А черный Хасан?
– А его султан приказал бросить в море со связанными руками: если тот доплывет до острова Принцев, то может идти куда угодно…
– Справедливый приговор вынес Сулейман. Пусть великий Аллах благословит следы ног его! Ведь великий визирь столько налогов содрал и присвоил, что невозможно было его терпеть… А на них – слезы и кровь. Вот и простонал по ним Ахмед в Джелад-Одаси… Остальное же с него взыщет бессмертный Аллах.
XV. Султанша Мисафир
Никакая власть не родится в ненависти.
Всякая власть и удача родится в любви.
Вы, желающие получить где-нибудь какую-нибудь власть!
Спросите сами себя, кого и что вы любите?
Власть рождается в любви, а вскармливает ее уважение. Так же как ребенка, что рождается от любви родителей и растет окруженный их благоговением.
Давным-давно, когда турецкий народ бежал из Азии на закат от жутких орд Чингисхана, его вел предок Сулеймана. Турецкий народ полюбил его и окружил блеском почета, как и его потомков. Чем больше росло почтение к роду Османа, тем большей силой обладал этот народ и его власть. Так достиг он пика своего могущества при Сулеймане Великом, сыне Селима, когда его полки, поднимаясь вверх по Дунаю, дошли до самого сердца Европы.
Тогда красный рубин власти турецких султанов стал переходить в муки любви великого султана – его жены, с роду не приученной к власти, пришедшей Черным шляхом ордынским и Диким полем килыимским из далекой страны бедной невольницей и пленившей сердце падишаха.
Это была не столько женщина, сколько рок Османов. У него было ангельское лицо, нежные как лучи восходящего солнца пальцы, синие как весеннее небо глаза. Великий султан, господин трех частей света, никому не подвластный, покорился ему. Всматривался великий завоеватель в лучи восходящего солнца и глаза синие, как весеннее небо. Уступил законодатель своей прекрасной судьбе, что пришла Черным шляхом ордынским, Диким полем килыимским и переплыла бушующее Черное море… Он видел в ней большой ум и доброе сердце. И ему было крайне интересно, что дальше будет делать его любимая Эль Хюррем, которой он не мог воспротивиться.
