Жюльетта Бенцони - Кинжал и яд
— Мы свободны, мой Пьетро! Нам это удалось!
— Да, — словно эхо, отозвался юноша, — нам удалось…
Он произнес эти слова с удивлением, будто не мог до конца поверить в то, что это правда. Но Венеция осталась далеко позади, и догнать их было уже невозможно.
В Падуе они купили лошадей и во весь опор помчались во Флоренцию, родной город Пьетро. Здесь, в столице великого герцогства Тосканского, влюбленные были в полной безопасности — никто не посмел бы требовать их выдачи… Опьяненные свободой, они ликовали: как прекрасно быть молодыми и страстно любить!
В Венеции между тем разразился ужасный скандал, быстро переросший в драму. Семейство Бьянки, обнаружив ее бегство, возопило о неслыханном оскорблении и потребовало правосудия. Все агенты инквизиции Совета Десяти были отправлены в погоню, а венецианцам возвестили с моста Риальто, что за головы Бьянки и Пьетро назначается большая награда.
Ищейкам не удалось обнаружить беглецов, ибо вода не оставляет следов. Однако они арестовали тех гондольеров, которые помогли Пьетро похитить Бьянку. Несчастных подвергли пытке, и все они погибли, поскольку так и не смогли направить следствие на верный путь. Сходной оказалась участь дяди Пьетро, у которого соблазнитель проживал после приезда из Флоренции. Старика схватили и стали допрашивать с применением все тех же зверских методов. Он умер в тюрьме, прикованный к стене цепью.
Обо всем этом молодые люди не знали — или не желали знать. Стояла зимняя пора, и они, подобно озябшим птичкам, затаились в гнезде, то есть во флорентийском доме родителей Пьетро на площади Сан-Марко, напротив знаменитого монастыря, стены которого помнили Фра Анжелико и Савонаролу…
Разумеется, дом скромного нотариуса Буонавенутри не выдерживал сравнения с дворцом Капелло, и Бьянка испытала первое свое разочарование. Это было узкое, мрачное и унылое строение с двумя окнами, выходившими на площадь. Бьянка целыми днями разглядывала прохожих и слушала звон монастырских колоколов. Пьетро попросту запер ее в доме, ибо опасался венецианских агентов инквизиции, известных своей необыкновенной ловкостью и усердием. Она вышла из этого убежища только один раз, когда вьюжным темным вечером Пьетро повел ее через площадь в часовню Сан-Марко, и там священник на скорую руку обвенчал их, узаконив этот сомнительный союз.
Однако опасность еще отнюдь не миновала. Однажды Пьетро вернулся домой в крайне возбужденном состоянии.
— Твой отец не сложил оружия! — выпалил он прямо с порога, даже не успев еще поцеловать Бьян-ку. — Он обещал заплатить две тысячи золотых дукатов любому, кто отомстит за его поруганную честь… иными словами, принесет ему наши головы!
— Ну и что? — беззаботно отозвалась Бьянка. — Разве мы не во Флоренции? Разве ты не подданный великого герцога Козимо? Как они могут добраться до нас?
Вместо ответа Пьетро взял жену за руку и подвел к окну, выходившему на площадь. Но перед этим он предусмотрительно задул свечи.
— Смотри! — сказал он. — Ты ничего не видишь?
Девушке понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к темноте. Впрочем, силуэты прохожих четко выделялись на заснеженной площади, а ничего подозрительного она не заметила.
— Смотри, — повторил Пьетро. — Неужели ты не видишь тень в нише, у входа в таверну? И вторую, у стены монастыря?
Присмотревшись, Бьянка наконец разглядела неясные очертания людей в черных плащах, почти сливавшихся с темнотой. Внезапно ее охватил ужас, и, отступив от окна, она взглянула на мужа широко раскрытыми от страха глазами.
— Кто это?
— Венецианские агенты инквизиции, кто же еще! Совет Десяти никогда не выпускает свою добычу, Бьянка. Если мы не найдем могущественного покровителя, рано или поздно нас схватят. В такую же темную ночь ворвутся в дом — или же зарежут меня в каком-нибудь переулке, а тебя похитят, когда ты будешь возвращаться с мессы. Я отнюдь не испытываю желания пройти по Мосту вздохов и оказаться в венецианской тюрьме.
— Я тоже, — сказала Бьянка. — Но что же нам делать?
— У меня есть план. Он довольно дерзкий, зато, если мы преуспеем…
В этот момент в комнату вошла старая Мариетта Буонавенутри, мать Пьетро. С тех пор как около дома стали кружить подозрительные тени, она и ее муж не помнили себя от страха. Вдобавок этот брак Пьетро с патрицианкой компрометировал семью — во всяком случае, он не принес никаких особых выгод.
— Что ты собираешься делать? — спросила Мариетта сына. — Отвезешь ее в Венецию?
Пьетро пожал плечами и устремил на мать такой выразительный взгляд, что старуха нахмурилась.
— Я собираюсь попросить защиты у принца Фран-ческо Медичи, сына великого герцога Козимо, — произнес он, четко выговаривая каждое слово. — Я объясню ему, какой опасности подвергается Бьянка… самая прелестная из всех благородных венецианских дам. Я расскажу о том, что она вынуждена скрываться, хотя это недостойно ее знатного происхождения… словом, опишу ситуацию, в которой мы оба находимся.
По мере того как он говорил, хмурое лицо Мариетты заметно светлело. Теперь она понимала, какую цель преследует Пьетро, хотя, по правде говоря, расчет этот был довольно гнусным. Принц Франческо слыл большим ценителем женской красоты и не жалел усилий в поисках новизны. Стоит хотя бы мельком упомянуть о прекрасной венецианке в его присутствии, и он непременно захочет увидеть ее. Если она ему понравится, то молодой чете будет обеспечено его покровительство. Бьянка же настолько красива, что вполне может обольстить даже такого весьма придирчивого вельможу…
Быстро прикинув все это под пристальным взглядом сына, старуха широко улыбнулась.
— Ну конечно же! — воскликнула она. — Это прекрасный выход! Принц так добр, так любезен, и не было еще случая, чтобы он отказал в просьбе гражданину Флоренции. Ступай же к нему, сынок!
Простодушная Бьянка поддержала свекровь. Быть может, в глубине души ей хотелось познакомиться с одним из блистательных Медичи. Она впервые призналась самой себе, как тяготит ее это буржуазное существование, как раздражают грубоватые и заурядные родители мужа. И даже Пьетро с его безупречным греческим профилем несколько утратил прежнее очарование.
Поскольку времени терять было нельзя, Пьетро Буонавенутри уже на следующий день отправился на другой берег Арно, во дворец Питти — резиденцию Медичи. Там он оставил почтительное прошении об аудиенции у наследного принца…
В свои двадцать три года обольстительный Франческо Медичи производил впечатление человека довольно странного. От матери Элеоноры Толедской ему досталась стройная фигура, правильные черты лица и очень красивые глаза. А от грозного отца герцога Козимо I он унаследовал тяжелый характер, природную жестокость, доходившую порой до самого дикого зверства, неукротимую гордость и страстную любовь к женщинам. К сожалению, великий герцог не передал ему свое политическое чутье, способности государственного деятеля, холодный и ясный ум. За необыкновенно привлекательной внешностью принца скрывались более чем сомнительные моральные устои.