Пола Куин - Соблазненная горцем
Боже милостивый, чье это сердце так яростно колотится — ее или его? Как может дикарь говорить так красноречиво, так смиренно? И разве способен он причинить ей зло, если с самого начала, еще в Уайтхолле, старался защитить ее от любой угрозы? Разве он не сохранил жизнь Алексу? Нет, он не такой, как его родичи. Он не может походить на них.
Тристан склонился над ней, и Изобел закрыла глаза, отдаваясь упоительным воспоминаниям о его поцелуях.
Губы Тристана коснулись ее горла, он вдохнул ее запах с жадной требовательностью любовника, словно уже обладал ею. Изобел пронзила дрожь, ее пылающие губы искали губы горца. Неужели это она задыхается и трепещет в объятиях Макгрегора? Но Изобел было уже все равно. Обхватив ладонями лицо Тристана, она притянула его к себе и с глухим стоном прижалась губами к его губам.
У Тристана вырвался сдавленный крик блаженства. Их рты жадно приникли друг к другу, языки сплелись. О, этот беспутный Макгрегор умел целоваться!
Когда Изобел решилась наконец, забыв обо всем, насладиться греховным поцелуем, дверь в гостиную неожиданно распахнулась. Изобел испуганно отскочила от горца, но Тристан схватил ее за руку и втащил в темную кухню.
Они замерли обнявшись, обратившись в слух. Сердца их бешено колотились. Патрик и Камерон негромко разговаривали, поднимаясь по лестнице.
— Давайте выйдем из дома.
В темноте жаркое дыхание Тристана обожгло щеку Изобел.
Она покачала головой; ей следовало остерегаться этого опасного человека, способного одним своим прикосновением сломить ее волю.
— Я… я помолвлена. — Изобел содрогнулась от отвращения, сказав это вслух. — Мы не должны оставаться наедине.
— Но мы и сейчас наедине, — рассмеялся Тристан, потянув Изобел к двери. Она покорно последовала за ним, не в силах устоять перед натиском. — Клянусь, что буду вести себя как образцовый джентльмен.
Можно ли ему довериться хотя бы в этой малости? Изобел улыбнулась и вышла из дома вслед за Тристаном.
Глава 24
Тристан и Изобел побрели по холмам, залитым мягким серебристым сиянием полной луны. Первое время они молчали, завороженные красотой земли и небес. Смущенно держась за руки, они втайне наслаждались этой невинной близостью.
Тристан бросил взгляд на свою спутницу. Как он тосковал по спорам с ней, по ее прелестной улыбке! В последние несколько дней Изобел превратила его жизнь в ад. Тристан понимал почему и все же мучительно переживал ее безразличие. Теперь же Изобел, похоже, больше не сердилась на него из-за Тамаса, как и из-за поцелуев. Черт возьми, там, на лестнице, она первой поцеловала его, и будь он проклят, если ее не сжигала та же страсть, что пылала в нем самом. Впрочем, так или иначе, ему не миновать проклятия, ведь он заставил Изобел тихонько стонать от наслаждения, а это позволяло надеяться, что рано или поздно ему удастся покорить ее сердце. Тристан не собирался оставаться с Изобел, хотя она нравилась ему куда больше других девушек, ее предшественниц. Он хотел лишь доказать ей, что она ошибалась, обозвав его и остальных Макгрегоров варварами. Он пытался все исправить и, возможно, вновь встать на путь чести, совершив благородный поступок. Тристан не помышлял о том, чтобы полюбить Изобел. Он сомневался, что способен на это чувство. Да и какой резон любить девушку, принадлежащую другому? Тристан знал: если он полюбит Изобел, а потом потеряет, это окончательно разобьет ему сердце.
Но как ему сдержать слово и не касаться Изобел, когда, видя ее или вдыхая ее запах, он теряет рассудок от желания?
— Вы прежде не говорили мне, что вашего дядю, благодаря которому вы полюбили легенды о рыцарях, звали Роберт Кемпбелл.
Тристан растерянно моргнул и отвел взгляд. Слова Изобел застали его врасплох, он не ожидал, что она выберет эту тему для разговора.
— Не говорил.
— Я вспомнила, — тихо добавила Изобел, — что вы обещали рассказать мне, кто вы на самом деле. Я хочу это знать. Я должна знать. Так это истории графа Аргайлла вы так любили или его самого?
Тристан просил Изобел довериться ему. Но прежде должен был сам открыться ей.
— Дядя походил на героев его легенд, Изобел. Его жизнь могла бы послужить примером любому мужчине.
Изобел закрыла глаза, пытаясь скрыть боль и сожаление.
— Тогда мне искренне жаль, что он покинул этот мир.
Тристан улыбнулся, глядя на ее лицо, бледное в лунном свете.
— Мне тоже жаль.
— Я не хотела опечалить вас, заведя о нем разговор.
Тристан остановился и, повернувшись к Изобел, бережно отвел с ее щеки рыжую прядь. В ночном воздухе повеяло прохладой. Открыв глаза, Изобел встретила взгляд горца.
— Воспоминания о дяде не вызывают грусти. Я почти ни с кем не говорил о нем долгие годы — вот что причиняет мне боль.
В глазах Изобел мелькнула нежность, и у Тристана от волнения перехватило дыхание.
— Тогда расскажите мне о нем, — попросила она, накрыв его ладонь своей.
— Хорошо, — прошептал Тристан, поднося к губам ее руку. — Я расскажу вам.
Они продолжили прогулку и пошли рядом, взявшись за руки.
— Не знаю, почему дядя выделял меня. В честь него назвали моего брата Роба, а не меня. Может быть, он хотел, чтобы я был достоин имени, которым меня нарекли? — Тристан рассеянно улыбнулся своим мыслям, удивляясь, как легко слетают с его губ слова. — Обычно я проводил летние месяцы в замке Кемпбелл с дядей и его женой. Там я учился походить на него. Замок стал моим домом.
— Граф Аргайлл был вам как отец, — задумчиво произнесла Изобел, вспомнив слова, произнесенные Тристаном, когда тот впервые заговорил о дяде. — Значит, ваш настоящий отец был ужасен?
Тристан понимал, что Изобел, возможно, не желает слушать хорошее о человеке, убившем ее отца, но он должен был заставить ее понять: его отец не кровожадное чудовище.
— Мой отец вовсе не ужасен. Он никогда не обращался дурно со своими детьми. Просто он из другого теста. Отцу, как и остальной моей родне, приходилось сражаться, чтобы защитить то, что принадлежало ему по праву. Он делал все возможное, оберегая от опасности свою семью.
Изобел и Тристан направились к небольшой роще за холмами. Она долго хранила молчание. Потом, словно заглянув в его душу, вдруг повернулась и спросила:
— И как же маленький мальчик, воспитанный в духе рыцарства, уживался с человеком, чью жизнь составляли лишь битвы и кровопролития?
— Я всегда знал, что мне не место в Кэмлохлине, — тихо признался Тристан. — А после смерти дяди почувствовал, что в целом мире нет для меня пристанища. Жизнь для меня потеряла смысл.
