Данелла Хармон - Влюбленный холостяк
Он провел ею вокруг впадины пупка, оставляя на ее теле тонкую дорожку пунцового сока, и обвел контуры покрытого шелковистыми завитками лобка, дразня ее и заставляя корчиться от изнеможения.
— Блэкхит…
Но он лишь молча наклонился и принялся слизывать языком оставленную плодом дорожку.
Эва закрыла глаза, когда его язык щекотал ей талию, когда его губы заставляли ее кожу покрываться мурашками от истомы, когда его язык двигался по дорожке из вишневого сока. Она поняла, что он собирается сделать… О Боже, она поняла, что сейчас будет…
Откусив еще кусочек вишни, он провел ею вокруг треугольника мягких рыжих завитушек, другой рукой раздвинув Эве ноги.
— О Господи, Блэкхит…
Он улыбнулся и, окрасив вишней горстку шелковистых волос, принялся поднимать и опускать ее вдоль сокровенной расселины Эвы, едва касаясь ее лепестков.
— Блэкхит…
Она извивалась на подушке, утопая в блаженстве, ее волосы разметались по лицу и спутались. Но он не прекращал своих ласк.
— О Боже… — застонала вновь Эва.
Он держал ее совершенно открытой и прикасался сладкой ягодой к ее затвердевшей жемчужине, которая была беззащитна перед его взглядом, воздухом и кожицей вишни.
Эва начала всхлипывать и стонать от вожделения. Она, не сознавая себя, вцепилась ногтями в его плечи, но он мягко перехватил ее запястья, наклонился и принялся слизывать сок от пупка и ниже.
Туда — к напрягшемуся, горящему центру ее тела, до которого только что дотрагивалась ягода. А его руки в это время широко раздвинули ее бедра.
Эва почувствовала, как неизъяснимое блаженство обрушивается на нее. Она закричала и стала вырываться, в то время как его язык касался сокровенного бугорка, вознося ее выше и выше, пока она не впилась ногтями в его плечи, выкрикивая его имя. Эва не могла вздохнуть и на мгновение погрузилась в небытие. Когда же она пришла в себя, он был уже на ней, накрыл ее своим телом, его руки держали ее голову, его губы ловили ее страстные крики… и он вошел в нее…
Наполнил все ее естество.
Заставил ее выгибаться навстречу его медленным толчкам. Затем они стали быстрее и быстрее, вознося ее ввысь вместе с ним. Из ее горла вырывались стоны, когда она еще раз, теперь уже вместе с ним, воспаряла к вершине наслаждения.
В изнеможении они лежали рядом и тяжело дышали.
Снег царапал по стеклу. Буря набирала силу, а Эва чувствовала, что засыпает.
И когда она погрузилась в сон, ее руки нежно обнимали широкие плечи мужа. Женщина улыбалась.
Глава 22
Люсьен не спал.
Он лежал, опершись на локоть, и слушал, как ветер и снег с дождем шуршат по стеклу, барабанят в оконный переплет. Он не хотел уступать своему телу, которое требовало отдыха, не хотел вновь провалиться в кошмар. Какое счастье лежать рядом с ней, наслаждаясь ощущением ее тела в своих руках, ее запахом.
Она прекрасна. Она впервые отдалась ему без принуждения. Впервые надменная, презирающая всех Эва показала себя мягкой, нежной, и это прекрасно сочеталось с ее страстностью.
Люсьен улыбнулся. Такая Эва ему нравится.
В комнате стало холодно. Осторожно, чтобы не разбудить молодую жену, он взял толстое покрывало и укрыл им их обоих.
Она открыла глаза.
— Люсьен.
Он застыл. Она назвала его по имени! Не Блэкхитом, не герцогом, не его светлостью, а Люсьеном. У него защемило сердце.
— Ты назвала меня Люсьеном.
Она положила голову ему на руку и посмотрела на него с мягкой, но дразнящей улыбкой.
— Разве не так тебя зовут?
— Я не припомню, чтобы ты когда-нибудь меня так называла.
— Такого и не было.
Ей не было нужды объяснять ему, что она никогда прежде не называла его так, потому что этим разрушила бы барьер между ними. Назови она его так, это означало бы, что она принимает близость, к которой еще не готова.
Он протянул руку и провел пальцами по ее щеке.
— Скажи это еще раз, Эва. Мне нравится, как мое имя звучит в твоих устах.
— Люсьен.
Одного нежного, чувственного тона, которым она произнесла его имя, было достаточно, чтобы вновь возбудить его. Он вытянулся рядом с ней и провел пальцами по густым волосам.
— Ты вселяешь хаос в мое сердце, — пробормотал он.
— Что ж, герцог, если твое сердце такое слабенькое, то с тобой будет проще, чем я прежде думала.
— Ты так думаешь?
Они лежали, прижавшись друг к другу, и наслаждались покоем. Сейчас прекрасные глаза, глядевшие на Люсьена, не прищуривались в гневе и не метали молнии. Рот не кривился в презрительной усмешке, а улыбался почти по-детски. Он вздохнул, когда ее маленькая рука — рука, которая способна одним ударом свалить мужчину вдвое больше ее, рука, которая была столь же сильна, как и женственна, — погладила его по щеке.
— Ты так и не рассказала мне, — тихо сказал он, наслаждаясь ее ласковыми прикосновениями.
— О чем?
— Каким образом ты привела меня в бесчувственное состояние там, в Париже.
Она усмехнулась.
Он в ожидании поднял бровь.
— Ну что ж, хорошо, — сказала Эва и провела пальцами по его шее. — Здесь проходят артерии. Если найти нужное место и слегка надавить, то это на короткое время приведет к потере сознания.
— Ах вот оно как. Это ты узнала на Востоке? Она провела пальцами по его губам.
— Думаю, что должна извиниться за то, что сделала с тобой в ту ночь, но я никак не могла оставить тебя без присмотра, когда эликсир был так близко.
— А я полагаю, это я должен извиниться за то, что натворил с твоей жизнью во Франции. Это было не очень по-джентельменски, хотя я нисколько не сожалею о конечном результате.
Она тронула пальцем его нос.
— Я не знала, что ты так благожелательно расположен к Америке. Из-за тебя я была вынуждена покинуть Париж, мои усилия в направлении окончания войны между нашими странами потерпели крах. Но иногда судьба сдает нам все козырные карты. Я с радостью встречу твое выступление в парламенте, Люсьен, которое принесет независимость и мир моей стране.
— А я могу обещать, моя дорогая, что ради мира между нашими странами я буду работать не покладая рук.
— Да… да, мне кажется, я верю тебе.
— Ты должна мне доверять.
— Я не очень верю людям.
— Значит, для этого потребуется тренировка.
— Но я уже работаю над этим, тебе не кажется? В том смысле, что если посмотреть на нас, прямо сейчас, то создается впечатление, что мы нравимся друг другу, словно мы друзья, а не настороженные противники.
Он улыбнулся, когда ее пальцы прикоснулись к его колючей щеке.
— Моя дорогая Эва, я никогда не воспринимал тебя как противника.
— Как ты думаешь, Чарлз… он сможет когда-нибудь простить меня за то, что я с ним сделала в ночь ограбления?
