Джо Беверли - Нежный защитник
Однако временами ей казалось, что этот страх сильнее, чем страх перед крысами. Она на дух не выносила крыс, несмотря на все уговоры и насмешки. Никто и ничто не могло бы заставить ее прикоснуться к крысе по собственной воле. И она была уверена, что именно этот неоправданный страх породил ужасную боль. Неужели она так и не научится отдаваться ему без страха и не бояться боли?
Имоджин спрятала лицо в ладонях. Если она с этим не справится, ее замужество превратится в настоящий ад.
Она обязана побороть свой страх!
Имоджин собрала в кулак всю свою волю, разделась и легла в холодную постель, повторяя про себя, что ей ничто не грозит и она будет вести себя как положено.
Она вспомнила свой путь до Клива. Тогда ей тоже было больно и страшно, но она преодолела и то и другое, потому что выполняла свой долг перед подданными. А теперь она должна помнить о своем долге перед мужем.
Фицроджер вернулся с полным подносом, кувшином и двумя кубками. Голод моментально выветрил из ее головы всю философию и патетику. Имоджин села в постели и с удовольствием принялась уплетать еду за обе щеки. Фицроджер только успевал подкладывать ей новые кусочки. Он снисходительно улыбнулся при виде того, с каким аппетитом его невеста поглощает жареного цыпленка, приправленного шафраном.
Разделавшись с цыпленком, Имоджин принялась за медовый кекс с миндалем. Вскоре ей осталось лишь облизать пальцы. Внезапно она устыдилась своей жадности и подняла на него виноватый взгляд. Он не спускал с нее глаз, как кот, следящий за мышью, но выглядел вполне довольным. И предложил ей выпить вина.
— Спасибо, милорд, — пробормотала она с натянутой улыбкой.
Он придержал серебряный кубок и поправил:
— Тайрон. Или Тай. Или даже Бастард — если пожелаешь.
— Бастард! — выдавила она, робея от собственной дерзости, но не в силах устоять перед соблазном пошутить.
Он едва заметно улыбнулся и отдал ей кубок.
— Ты не обиделся? — виновато спросила она, глядя на него поверх кубка.
— Так меня звали на протяжении почти всей жизни, но ни один из тех, кто сказал мне это в лицо, не остался в живых.
Ну вот скажите, как вести себя с этим человеком? Он старался быть вежливым, но равнодушная маска прочно сидела на его лице. И вряд ли он снова захочет открыть перед Имоджин свою душу.
— А что ты сделаешь со мной, если я так тебя назову?
— Я же сам тебе разрешил, разве не так? А если тебе требуется чья-то помощь в умерщвлении плоти, то можешь не сомневаться: отец Вулфган будет только рад оказать тебе эту услугу. — Она увидела, как его передернуло от отвращения, стоило ему лишь вспомнить о священнике. Однако его голос звучал все так же ровно и даже беспечно: — Однако, дорогая жена, если ты назовешь меня Бастардом при других, тебе придется в суде доказывать незаконность отношений между моей матерью и Роджером из Клива.
У Имоджин возникло ощущение, будто она идет по лезвию ножа, однако ее немного подбодрила уверенность, с какой Фицроджер назвал ее женой. Значит, он не собирается с ней расстаться?
— А разве их брак был незаконным?
Он прилег на кровать, прислонившись спиной к столбику балдахина и не спуская с Имоджин внимательного взгляда.
— Моя мать была замужем за Роджером из Клива, и у меня есть документы, доказывающие законность их брака, хотя отец считал, что они давно уничтожены. Когда ему захотелось избавиться от своей жены, он расторг этот брак под предлогом того, что я не его ребенок. Я родился недоношенным, восьмимесячным, а он смог доказать, что за девять месяцев до моего рождения находился далеко от дома. А потому епископ быстро расторг их брак, чтобы пополнить свои сундуки.
— Но теперь твое происхождение не вызывает сомнений?
— Да. Деньги и власть склонили чашу весов в мою сторону.
Имоджин готова была возразить, что это не меняет сути дела, но сочла за благо промолчать.
— Конечно, мое положение намного облегчил тот факт, что не было других наследников, — продолжал он.
— Твой сводный брат Хью скончался очень кстати. — Вот сейчас ей действительно стоило бы промолчать! По официальной версии, Хью задохнулся, подавившись костью за обедом, но ходили разные слухи…
Она увидела, каким взглядом Фицроджер смотрит на нее, и мигом забыла обо всех разговорах. Увлекшись поздним ужином и беседой с ним, она не отдавала себе отчета в том, что сидит перед ним в постели обнаженная. Испуганно ойкнув, Имоджин схватилась за простыню, но не тут-то было.
Пришлось напомнить себе о добром намерении вести себя как положено. Имоджин замерла, ожидая его действий. Ее сердце билось частыми неровными толчками, и даже ее тело наверняка покраснело от стыда. Тем не менее она больше не делала попыток укрыться.
— Ты прекрасна, — выдохнул он. — И тебе вовсе незачем от меня прятаться.
— Это неприлично! — выпалила она, прикусив губу.
Лишь едва заметное дрожание век выдало то раздражение, которое вызвали ее слова.
— Нет ничего неприличного в том, чтобы сидеть голой перед собственным мужем, — произнес он уверенным, спокойным тоном, каким разговаривал с ней до сих пор. А Имоджин ничего не могла с собой поделать: страх и жалость к себе овладели ею с новой силой, и зубы начали выбивать громкую дробь.
Он рывком накинул на нее простыню и соскочил с кровати. Имоджин поняла, что снова потерпела поражение. Но как, скажите на милость, избавиться от этого ужасного страха? Она по-прежнему боялась, что любая попытка Фицроджера завершить их брак закончится так же плачевно, как и первая.
Но без этого их брак не может считаться законным!
Он стоял возле узкого окна, глядя во двор и опираясь одной рукой о стену. Это был самый темный угол комнаты, но отблески лунного света обрисовали контуры его неподвижной фигуры, и сейчас он казался гораздо суровее, чем всегда.
Но сегодня ночью она видела, что под холодной маской скрывается совсем другой человек.
— Я бы хотела, чтобы ты лег, — прошептала она, обращаясь к смутному силуэту. — Пожалуйста. — Она понимала, что это может быть воспринято как предложение повторить попытку, хотя она и не хотела этого. Но ведь будет гораздо хуже, если он так и проторчит возле окна всю ночь напролет.
Она не надеялась, что Фицроджер прислушается к ее просьбе, но он разделся и лег. Играя длинным локоном ее волос, он задумчиво произнес:
— Интересно, что ты будешь делать, если я попробую еще раз?
— Я покорюсь, — отважно заявила Имоджин.
— Так я и думал. Спи, Рыжик. Нам обоим нужен отдых.
Когда Имоджин проснулась, солнце светило вовсю, а она лежала в постели одна. Она приподнялась и осмотрелась — в комнате было пусто. Ей стало страшно. Брачная ночь не стала завершением их брака. Что же теперь с ней будет?
