АНДРЕЙ ВАЛЕРЬЕВ - ФОРПОСТ – 3
Люди под навесом дружно охнули.
Канадец рухнул как подкошенный. Дышать не получалось. Никак. Чувствуя, как по лицу ручьём льют слёзы, корчившийся в пыли человек снова поднял письмо и кое-как выдавил.
– Ivan.
Солдат повесил автомат себе на плечо, забрал письмо и с интересом прочёл на конверте.
'Спиридонову от Маляренко'
– Хм. Серёг. Это – тебе. Хм. Почта.
Войтенко задумчиво проводил взглядом уходящую в пустыню пятёрку Лукина и подвывающих от страха арабов и отвернулся.
– Чего там?
Спиридонов передал письмо командиру.
– Ничего. Наш пострел – везде поспел. Очень просит ЕГО…
Сергей с силой выделил это слово.
… ЕГО людей не трогать. А заодно и ЕГО вещи.
Войтенко посмотрел на аккуратно складированные у корабля штабеля металлических труб. На мотки проводов и тросов. На упакованные сети и сложенные стёкла. На четыре здоровенных электромотора и пяток набитых различным барахлом железных бочек.
'Э-эх!'
В принципе всё это можно было бы и забрать.
Хотя… кораблик их всё это не увезёт. А сейчас самое главное – это люди. Вещи… Ну что ж… Да и вообще – ссориться с Иваном не было никакого смысла. Делить им было нечего. Он хоть и далеко и сам по себе, но всё же свой. Русский. Пусть не закадычный друг, но и не враг. Одно слово – свой.
'Бля!'
Потом Станислав снова посмотрел на штабеля дефицитнейших вещей – жаба давила не на шутку. Скрипнул зубами и громко нецензурно выругался.
– Да пусть этот хмырь подавится!
Спиридонов едва заметно ухмыльнулся и вернул письмо со своими, как попало накаляканными комментариями канадцу.
– Валите. Вас и ваших женщин не тронут.
Всего через три дня после того, как посёлок подвергся налёту ДРУГИХ русских, в обезлюдевшее поселение снова пришла чёрная лодка. Следом, на привязи она тащила когда-то угнанный отсюда трофей. 'Приданого' было до чёрта.
Глава 3.
давит в зародыше бунт и становится дважды папой.
Всякий раз когда по тем или иным делам Ивана заносило в Бахчисарай, он не переставал поражаться. В этом городке постоянно появлялось что-то такое, что искренне удивляло Маляренко. То каменные стены. То сторожевая вышка. То мощёная улица и фонтанчик на центральной, возле 'Кремля', площади.
'Интересно, что будет на этот раз?'
Маляренко задумал смотаться в гости. Поговорить. Тане оставалось ходить ещё четыре недели минимум и Иван решился.
'Съезжу'
О своей стратегической цели Маляренко не забывал ни на секунду. Однажды он уже сделал первый шаг, рассказав обо всём Спиридонову и теперь глупо было бы останавливаться. Надо было идти дальше.
'Путь в тысячу ли начинается с первого шага. Точно'
Велосипеды были уже не по чину и Лом-Али Гуссейнов заложил парадный выезд в четыре брички. Две из которых стояли на автомобильных и мотоциклетных колёсах. Каждый 'экипаж' тащила пара осликов. Медленно, зато верно. И педали крутить было не нужно. Выехали большой толпой. Сам Иван, Олег, только вчера вернувшийся с последними женщинами с севера, и вся остальная 'верхушка' Севастополя.
– Олег. Иди сюда.
Ваня выразительно посмотрел на Толика. Разомни, мол, ноги. Тот понятливо кивнул и, передав Хозяину вожжи, спрыгнул с тележки, а его место занял Степанов.
Тележка жалобно затрещала, а ослики немного сбавили ход.
– Чего там? Рассказывай.
В суматохе вчерашней вечерней встречи поговорить они так толком и не успели.
– Эти приходили.
– Спиридонов?
– Да. Народ оттуда весь угнали. Арабов порезали. Отвели в степь, подальше. Порезали и бросили. Я смотрел сам. Похоже, кожу с них сняли, а потом там ещё живых и бросили.
Маляренко делано поцокал языком.
– Ишь ты. Прям звери какие то! А наши?
– Нашу бригаду не тронули. И всё что они открутили – тоже. Тебе письмо передали.
Ваня развернул замызганный листок. На обороте его письма корявым почерком было написано 'Всё в силе. Жду весной. Сергей'.
'Всё в силе…'
'Всё в силе…'
Взгляд шефа ушёл за горизонт, а на лицо снова наползла та самая 'мёртвая' улыбка. Олега пробил озноб – он не видел такого уже очень давно. Босс мотнул головой и встряхнулся.
– Дальше что?
Степанов крякнул и продолжил.
– Итого: женщин – двадцать две, детей…
Начинало темнеть, а караван не прошёл и половины пятидесятикилометрового пути. На уже привычной стоянке, перед подъёмом на перевал, там где частенько ночевали путники, был устроен небольшой лагерь с плетёным забором. И ещё, к превеликому счастью, там имелся маленький родничок с чистой и холодной питьевой водой.
Вот к этой стоянке, не спрашивая разрешения, Толик и повернул своих драгоценных ослов. Животные, поняв, что вот-вот и будет отдых, припустили с удвоенной силой, а мужики, дружно спрыгнув с повозок, вцепились в них и весело затолкали их вместе с ослами на последний перед стоянкой подъём.
Сама стояночка представляла собой площадку двадцать на двадцать метров, огороженную двухметровым плетнём. В центре площадки было обложенное камнем кострище, а к одной из стенок приделаны два хилых навеса. От дождя такая крыша не спасёт, но от солнца – пожалуй.
Ваня бросил шкуру, на которой он обычно спал в походах, под навес и поинтересовался у Толика.
– Твоя работа?
Лом-Али чаще всех ездил с побережья в горы.
– Нет, шеф. Это Сергей Геннадьевич постарался.
'Когда Серый всё это успевает?'
Толик убежал заниматься осликами, а рядом с Иваном на землю упал Степанов.
– А ничё так место. Деревьев тут полно. Вода есть.
Маляренко задумчиво кивнул.
– Да. Здесь постоялый двор точно не помешает.
Мужчины поражённо уставились друг на друга. Как такая мысль не пришла им в голову раньше?
Ослов стреножили и отпустили пастись, а мужики собрались вокруг костра. В следующие пять минут Маляренко не уставал мысленно гладить себя по голове.
'Какой я, блин, умный!'
У него попросили первый кредит.
После ужина к дремлющему Ивану подсели Толик и Семёныч. Вполглаза бдящий Олег сначала дёрнулся, но узрев знакомые лица, снова завалился 'бдить'.
Низенький бородатый завхоз взял разговор в свои руки. Оказывается, светлая мысль построить на полпути между двумя крупнейшими поселениями западного Крыма постоялый двор посетила этих дельцов уже давно. Частенько мотавшиеся по делам мужики остро жалели, что ночевать приходится под открытым небом. Особенно зимой. Перетерев между собой, строитель и ослезаводчик, ударили по рукам, решив на паритетной основе поднять тут хутор с гостиницей и трактиром.
Сначала Ваня такой идее обрадовался, а потом опечалился.
