Элизабет Кларк - Соблазнительная лгунья
«Заговори же!» – приказала себе Джульетт. Она уже выставила себя дурой, но, может быть, ей хоть как-то удастся исправить впечатление?
Девушка глубоко вздохнула, попыталась подумать и сказала:
– Я… то есть мне не важно, сэр, нарушаете ли вы правила. Полагаю, вы всегда нарушаете какие-нибудь правила, особенно если вам этого хочется. Но поскольку я… – Она снова замерла и попыталась не думать о том, что он назвал ее красивой. – Вы ставите меня в неловкое положение, заставляя объяснять вам, незнакомому человеку, что я и сама нарушила правила, выйдя из дома без провожатого. – Она снова вздохнула. – И я буду глубоко вам благодарна, если вы не поставите никого в известность об этом.
В его глазах загорелся интерес.
– А зачем мне ставить кого-то в известность, мисс Уайтхолл?
Мисс Уайтхолл. Она сказала, что ее зовут мисс Джульетт Уайтхолл. Ну почему же не придумала другой фамилии?!
Впрочем, наверное, это не так важно. Уайтхоллы не ходят в эту кондитерскую, а незнакомец…
– Мне надо идти, – сказала Джульетт и почти побежала по улице, совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Ей надо было сесть в омнибус до Ист-Хенфорд-стрит. Она вспрыгнула на подножку и стала пробираться в середину. В толпе она заметила высокую фигуру американца. Он шел вдоль улицы и улыбался каким-то своим мыслям.
Ведь он поверил в то, что Джульетт и есть настоящая мисс Уайтхолл, полноватая, но настоящая аристократка.
А что, если не поверил? Если просто решил поиграть в ее игру? Что, если он идет и смеется над тем, какой дурой она себя перед ним выставила?
Девушка села и почувствовала, что краснеет от злости и смущения. Сама-то Джульетт никогда не стеснялась того, что она служанка. Мать научила ее, что женщина всегда может обеспечить себя честными средствами, при этом не прося поддержки у мужчин. Возможно, поэтому Джульетт так часто увольняли – слишком независимой и гордой она была.
На остановке Ист-Хенфорд-стрит девушка вышла и направилась к дому, где ее мать снимала комнату с четырьмя подругами. Джульетт знала, что мама болеет и давно не встает с постели, постоянно кашляет, но, войдя в комнату, она была потрясена, насколько плохо та выглядит. Лицо матери было таким бледным и осунувшимся, что девушка не смогла сдержать горестного возгласа.
«Я просто оставлю ей конфеты и деньги за квартиру и пойду», – сказала себе Джульетт, подходя к тумбочке. Она положила кулек с конфетами, но тут мать дотронулась до ее руки и слабо улыбнулась.
– Куда же ты так быстро, родная? – еле слышно спросила она.
– Да ты горишь, – сказала Джульетт, чувствуя нездоровый жар на своем запястье.
– Да, нездорово мне, – произнесла она еле слышно. – Но ведь ты помнишь, как Полли три дня пролежала с температурой во время чахотки, а на четвертый встала и пошла, как ничего и не было.
Но Джульетт понимала, что мама просто себя уговаривает. Да, иногда люди живут с чахоткой месяцы, а бывает, и годы. Но такое встречается среди людей, которые могут поехать на лечение в Грецию или на Сицилию. А вот возвращаться на пыльную фабрику – совершенно другое дело.
– Как бы я хотела принести тебе все, что я заработаю за этот год, – сказала Джульетт, протягивая сверток, – но пока у меня есть только это. Это ведь твои любимые?
Теперь на усталом лице Гарриет заиграла настоящая улыбка.
– Узнаю, узнаю мою милую девочку! – сказала она, усаживаясь в кровати. – Расскажи мне немного о своей работе. Ты ведь до сих пор на Эппинг-стрит?
– Ладно тебе! Неужели это такое уж чудо? Да, я до сих пор работаю на том же месте. И мне это ужасно правится. Сара Уайтхолл совершенно не похожа на тех богатых людей, которых мне доводилось видеть или о ком доводилось слышать. Вот ее мать, леди Оливия, – настоящая аристократка голубых кровей. А мисс Сара, полагаю, сама очень рада, что я у нее работаю. Ей самой тоже нелегко приходится, и иногда мы засиживаемся до рассвета, когда она рассказывает мне о своих планах и мечтах.
Вдруг Гарриет изменилась в лице.
Она отодвинула конфеты и собралась что-то сказать, но тут же осеклась. Такое уже было: Гарриет никак не могла набраться сил, чтобы рассказать Джульетт о том, что ее сестра Грейс умерла. Когда сердце переполнено болью, то трудно искать подходящие слова. Джульетт ужасно захотелось обнять маму, но ей пришлось сдержаться, чтобы чахотка не перекинулась и на нее.
Гарриет глубоко вздохнула и тут же закашлялась. Посмотрев в глаза дочери, она с трудом произнесла:
– Я должна сказать тебе одну серьезную вещь. Наверное, время для этого настало.
– Что… Что случилось? – испуганно спросила Джульетт.
– Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Ты помнишь, так я любила Грейси. Мы с тобой тогда все глаза выплакали, когда ее не стало.
Это воспоминание всегда преследовало Джульетт. Грейс умерла, когда ей было двенадцать, а Джульетт – десять. Обе они – и Джульетт и Гарриет – чуть не сошли с ума от горя.
– Но ты не знаешь одной важной вещи. Этого я не собиралась говорить тебе до тех пор, пока ты не станешь совсем взрослой. Джульетт, я не твоя мама.
Джульетт почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.
– Как?
– Тебе было полгодика, когда твоя мама умерла, а мы с ней были лучшими подругами, она да я. Все радости пополам и горести пополам, только вот горестей было больше…
– А кем, кем она была? – нетерпеливо перебила Джульетт и сама тут же устыдилась этого.
– Твою маму звали Кейт Клейпул, она была горничной у Бэнфордов в Глендин-Плейс. А твой отец – единственный сын в семье, Уильям Бэнфорд, сын сэра Роджера Бэнфорда и леди Эдит Бэнфорд.
Джульетт встряхнула головой, потому что перед ее глазами все расплывалось.
– Твоя мама потеряла все, ей пришлось несладко, и все это из-за любви, причем, как я думаю, настоящей и взаимной. – Гарриет протянула руку к своей тумбочке, достала книжку в коричневом бархатном переплете и протянула ее Джульетт. – Это ее дневник, милая. Она хотела, чтобы я отдала его тебе, когда тебе исполнится двадцать пять, но я думаю, что двадцать четыре – это тоже немало, а ведь ты уже мудрее и взрослее, чем она могла ожидать.
Дневник. Дневник, написанный женщиной, которую Джульетт просто не знала. Женщиной, которая подарила ей жизнь.
Она открыла книжку, и ей на колени выпала фотография, на которой две молодые женщины задорно смеялись, обнявшись. Джульетт легко узнала Гарриет – хорошенькую, рыжую, веснушчатую.
– Это я и твоя мама в Брайтоне, на отдыхе, еще до того, как на нас навалились все эти неприятности. Я еще не встретила отца Грейс – владельца гостиницы, на которого мне совсем не стоило смотреть. А ведь мама твоя настоящая красавица, посмотри!
