Барбара Картленд - Огонь на снегу
— А у вечерних платьев, — все еще шепотом продолжала миссис Харбен, — я сделала вырез гораздо ниже, чем велела ее светлость: как раз по моде! У меня нашлось немного легкого газа, которым я украшала платье леди Сибли, когда она была в трауре. — Миссис Харбен с опаской взглянула на дверь. — Я пришила его вокруг ворота, — продолжала она, — а манжеты из него получились просто прелестные.
— О, миссис Харбен, это чудесно! Иначе можно подумать, что платье не закончено!
— Да, вот еще что, мисс, — прошептала портниха так тихо, что Алида едва расслышала ее.
— Что? — насторожилась она.
— На прошлой неделе я сшила леди Сибли новый кринолин, а старый она велела мне выбросить. Он немного погнут с одной стороны, но если вы хотите, мисс…
— Миссис Харбен, вы ангел!
Алида понимала, что без кринолина будет выглядеть ужасно старомодной, и это угнетало ее больше, чем скучный цвет ее платьев.
У Мэри был широкий кринолин из настоящего китового уса, поэтому все ее платья великолепно сидели на ней. Кринолин превращал самое обычное платье в последнюю парижскую модель, достойную прекрасной императрицы Евгении, с легкой руки которой расточительные и капризные дамы Второй империи узнали это новинку.
Когда Алида робко спросила, нельзя ли и ей сшить небольшой кринолин, герцогиня была непреклонна.
— Разумеется нет! — отрезала она. — На девушке твоего положения кринолин неприличен. Меня и на любой другой леди возмущает это нововведение, но Мэри, конечно, должна быть одета по моде! — Осмотрев Алиду с ног до головы, она язвительно добавила: — Подобные фривольности не для тех, кто должен искупать чужие грехи.
Миссис Харбен вынула из своего большою черного мешка кринолин из китового уса, без которого с 1857 года ни одна леди в Англии не могла считаться одетой прилично.
— О миссис Харбен, позвольте мне поцеловать вас! — воскликнула Алида.
— Спрячьте его скорее, мисс. Ее светлость больше никогда не даст мне заказа, если узнает, что я дала вам кринолин!
— Я отнесу его к себе в спальню под платьями, которые вы мне сшили, и спрячу на дно чемодана. Но как мне отблагодарить вас?
— Вы отблагодарите меня тем, что приятно проведете время, мисс, — ответила миссис Харбен. — И помяните мои слова, там, в России, остальные барышни вам и в подметки не будут годиться, если только вы будете выглядеть счастливой и довольной!
— Конечно же буду! Я с таким удовольствием снова побываю за границей, я всегда мечтала увидеть Россию!
— Ну вот, ваша мечта и осуществится! Может быть, там вы найдете себе симпатичного мужа, как и леди Мэри, и вам не придется возвращаться в Англию.
Алида промолчала, но глаза ее помрачнели. Ей вспомнился вчерашний разговор.
После обеда все сидели в гостиной. Герцогиня в очередной раз повторяла, как повезло Алиде, что она едет в Россию, хотя могла бы остаться дома и заниматься полезным делом.
— Я вам очень благодарна, тетушка Софи, — коротко, но слегка взволнованно произнесла Алида. — Уверена, что Россия удивительная страна, я неплохо знаю ее историю
— Надеюсь, ты будешь держать при себе свои знания! — огрызнулась герцогиня. — И пожалуйста, не навязывай никому свои суждения и не делай глупых замечаний: это поставит Мэри в неловкое положение! Смотри не забывай об этом! — несколько недоверчиво добавила она.
Не желая затевать ссору, Алида сменила тему:
— Может быть, в чем-то мне повезло больше, чем Мэри: ведь я еду просто попутешествовать, а Мэри предстоит выйти замуж за незнакомого человека. Мне на ее месте было бы очень страшно.
— На ее месте? — неожиданно заговорил дядя, сидевший по другую сторону камина. Алида испугалась: она думала, что герцог спит. — Что ты имеешь в виду? — осведомился он. — На ее месте?
— Я имею в виду… если бы мне предстояло выйти замуж, — запинаясь, пояснила Алида.
— Тебе об этом нечего беспокоиться. Ты никогда не выйдешь замуж!
Она растерянно посмотрела на дядю:
— Никогда не выйду замуж, дядя Септимус?
— Никогда. Я все обдумал, Алида, и решил, что не должен допускать, чтобы порочная кровь, которая течет в твоих жилах, передалась твоим потомкам. Я твой опекун и ни сейчас, ни после не дам согласия на твой брак! — Замолчав, он посмотрел в ее бледное лицо. — Тебе еще повезло, — продолжал он, — что ты можешь жить в замке и прислуживать своей тетушке. Когда она перейдет в лучший мир, ты проведешь остаток своих дней за всякими благочестивыми делами. Не сомневаюсь, есть немало сиротских домов, где оценят твои незаурядные таланты.
Алида промолчала. По тону дядиного голоса она поняла: он нарочно провоцирует ее, надеясь, что она станет протестовать и умолять его.
Но в глубине души она почувствовала страх.
Как вынести мрачную, беспросветную жизнь в замке, не имея ни малейшей надежды на будущее и никаких шансов покинуть это место? Втайне она всегда верила, что в один прекрасный день встретит человека, которого полюбит так же, как любили друг друга ее родители, и это изменит всю ее жизнь. Она мечтала, что человек, которого она полюбит, будет не только сильным и властным, но также умным, нежным, добрым и понимающим. Он будет походить на ее отца и принадлежать только ей. Они полюбят друг друга, потому что так предначертано свыше.
А сейчас дядя, словно угадав мысли племянницы и желая лишить ее последней надежды, сообщает о своем решении, зная, что причиняет ей боль.
— Ты поняла, что я сказал? — громко спросил он, и голос его раскатился по всей комнате.
— Да, дядя Септимус.
— Ты поняла, что никогда не выйдешь замуж? Ты не сможешь стать достойной женой, и я никому не могу тебя навязывать!
— Да, дядя.
— А когда будешь в России, не упоминай о позоре, который навлек на нашу семью твой отец. Я не хочу, чтобы всем стало известно, что мой брат так унизил меня, взяв в жены особу сомнительного поведения. Слышишь? Никому не говори!
— Да… дядя Септимус.
— Этот поступок — пятно на чести семьи! Никто из посторонних не должен об этом знать, и только ты до конца дней будешь искупать грех своих родителей!
Герцог замолчал, и Алида бесстрастно ответила:
— Я… понимаю, дядя Септимус.
Глава 2
— Это правда! Я еду в Россию!
Алида снова и снова повторяла эти слова, сидя в салоне корабля, державшего путь на Киль.
Только когда они отъехали от замка, Алида перевела дыхание. Ее дядя в любую минуту мог передумать и запретить ей сопровождать Мэри. С того момента, как был назначен день отъезда, и до самого прощания на ступенях замка герцог был ворчлив и раздражителен. Алида понимала его: он был раздосадован своей болезнью, из-за которой не смог сам сопровождать единственную дочь в Петербург и присутствовать на ее бракосочетании. Понимала она и то, что герцогине тоже тяжело отпускать дочь и знать: в следующий раз она увидит ее уже замужней женщиной.
