Барбара Картленд - Люцифер и ангел
Герцог насмешливо скривил губы.
— Это «совсем другой коленкор», как сказали бы слуги.
— Но твой способ жениться очень хладнокровен.
— Есть другой выбор? Ты видела почти всех чаровниц, которые временно владели моим сердцем — не скажу, что их было немного, — но ни одна не подходит на роль моей жены.
Герцогиня, которой было известно о похождениях сына гораздо больше, чем он думал, мысленно признала, что это правда.
В обществе, в котором вращался герцог, все знали о его affaires de Coeur5, несмотря на то что они были обставлены с подобающей осторожностью. К тому же друзья герцога просто жаждали передавать герцогине свежие сплетни.
Поэтому она прекрасно знала, что последние полгода герцог постоянно находился в обществе известной красавицы, чей муж был готов ездить на лошадях его светлости, кататься на его яхте, пить его вино и смотреть сквозь пальцы на то, как хозяин увлечен его женой. По мнению герцогини, это было очень цивилизованное поведение, пример которому подал сам принц Уэльский.
Однако не было сомнений в правоте герцога, когда тот утверждал, что на приемах, на которых он является гостем или хозяином, вряд ли могла присутствовать молодая незамужняя девушка.
Словно догадавшись, о чем думает мать, герцог наклонился к ней и произнес:
— Не волнуйся так, мама. Обещаю, когда я женюсь, буду вести себя по отношению к супруге должным образом. Но и она должна быть достойна занять твое место, хотя, конечно, нет никого прекраснее тебя.
Он говорил так искренне, что герцогиня протянула к нему руку и сказала:
— Дорогой Керн, ты замечательный сын, и надеюсь, что твоя жена, кто бы она ни была, будет ценить тебя. В то же время любовь в браке необходима, и именно ее я желаю тебе найти.
Герцог встал, словно смущенный подобным оборотом разговора.
— Любовь — это одно, а брак — совсем другое, матушка. Давай сосредоточимся на браке. Найди мне подходящую партию — жену, которая была бы достойна бриллиантов Оллертона.
Герцогиня улыбнулась:
— Значит, она должна быть высокой, ведь наши диадемы выше и прекраснее, чем у других.
— Конечно, — согласился герцог. — Не меньше пяти футов и девяти-десяти дюймов, а поскольку сапфиры лучше смотрятся на блондинках, ее волосы должны быть цвета спелой пшеницы.
Герцогиня ничего не сказала, но в ее глазах промелькнул огонек: она вспомнила, что последние три женщины, с которыми связывали имя герцога, были брюнетками.
— Затем, конечно, жемчуг, — продолжал герцог, следуя нити своих размышлений. — Чтобы представить в наилучшем свете пятирядное ожерелье, требуется, скажем так, хорошая фигура.
— Девушка должна быть статной, как Юнона, вот верные слова, — кивнула герцогиня. — Я всегда восторгалась этим описанием. Ты ведь помнишь, мне удавалось сохранить очень тонкую талию до тех пор, пока меня не постиг этот ужасный ревматизм.
— Я вряд ли забуду это, — сказал герцог. — Как-то кто-то сказал, что его представление о красоте — это ты в сверкании бриллиантов, с длинным шлейфом на верхней ступени лестницы в Оллертонской усадьбе.
— Ты всегда говоришь восхитительные комплименты, дорогой, — улыбнулась герцогиня. — Мне это так нравится! Теперь я точно знаю, какдолжна выглядеть твоя жена, но найти ее будет нелегко.
Герцог прошелся по комнате.
— Один Бог знает, мама, — проговорил он, помедлив, — как будет трудно не только найти такую жену, которая мне требуется, но и выносить потом ее присутствие. О чем обычно говорят с молодой девушкой?
— Нет в мире женщины, которой не была бы интересна любовь, — мягко сказала герцогиня.
Герцог насмешливо хмыкнул, но не успел он заговорить, как она продолжила:
— Ты должен помнить, дорогой, что красавицы, которые тебе сейчас так желанны, тоже когда-то были неопытными девочками, только что из классной комнаты. Все они начинают, будучи неловкими, робкими, невежественными и необразованными.
— Боже, какая мрачная перспектива! — воскликнул герцог.
Герцогиня засмеялась:
— Все это не так плохо! Когда я вышла замуж за твоего отца, я, признаюсь, была застенчивой и, полагаю, во многом невежественной. Но хотя нас познакомили наши родители, я сделала твоего отца счастливым.
— Мы с тобой знаем, мама, что папа влюбился без памяти, как только увидел тебя. Однажды он сказал мне, что ты на фоне витража — это самое прекрасное зрелище, которое он когда-либо видел.
Герцогиня самодовольно улыбнулась. Ее сын продолжал:
— А лотом папа добавил: «Сейчас таких женщин уже не встретишь, Керн», — и он был прав!
— Я сделала твоего отца счастливым — только это и имеет значение, — сказала герцогиня. — Нет никаких причин, по которым мы бы не смогли найти для тебя такую же невесту, как я.
Герцог снова сел рядом с матерью.
— Папа всем сердцем любил тебя, мама, любил до самой смерти. А ты?
Мгновение герцогиня испуганно смотрела на сына, потом спросила:
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал. Папа был намного старше тебя, и хотя это был брак по договоренности, для папы он оказался идеальным. Но ты — любила ли ты его всем сердцем, как он тебя?
Снова наступила тишина. Герцогиня отвела взгляд.
— Когда находишь любовь, — сказала она наконец, — это так прекрасно, так совершенно, что никогда об этом не жалеешь.
— Полагаю, ты ответила на мой вопрос, — кивнул герцог. — Но это не разрешает моих затруднений. Видишь ли, мама, любовь, которую испытывал к тебе папа и которую ты, очевидно, нашла, даже если и не с ним, мне незнакома.
В глазах герцогини появилось явное изумление. Прежде чем она успела что-то спросить, герцог сказал:
— Я знаю, знаю. После Итона в моей жизни были женщины, так что мои слова звучат странно, но рано или поздно — обычно рано — женщины разочаровывали меня.
— Керн, дорогой, мне так жаль!
— Не стоит сожалений. — Герцог улыбнулся. — Они подарили мне немало радости и развлекли меня, но, вспоминая, что папа чувствовал по отношению к тебе, я спрашивал себя: может, мне чего-то не хватает?
— О, дорогой, я думала, у тебя есть все! — вскричала герцогиня.
— Мне хотелось бы в это верить, — ответил герцог, — но когда, как сейчас, я честен по отношению к себе, я знаю, что это не совсем верно. Тогда я говорю себе, что я слишком многого хочу.
Герцогиня посмотрела на него с огромной нежностью.
Она всегда понимала, что стремление ее сына к совершенству гораздо выше, чем у любого из тех мужчин, которых она знала.
Герцог должен был быть непревзойденным во всем — чем бы он ни занимался, что бы ему ни принадлежало.
Его дома должны были быть самыми лучшими, его слуги — самыми расторопными, его лошади должны были выигрывать все пять главных скачек года, а его охотничьи трофеи — быть самыми большими в сезоне.
