Лоретта Чейз - Ваш скандальный нрав
Когда он в последний раз говорил с нормальными, уважаемыми людьми с их земными тайнами? Когда последний раз проводил время в компании мужчин и женщин, которые не скрывали бы темные стороны своей жизни? Когда в последний раз смотрел в глаза невинной молодой женщины, которая не была бы его сестрой? Джеймс не мог дать ответа на эти вопросы.
Он стал осматриваться по сторонам.
Несмотря на то что и эта часть дома изобиловала шелком, бархатом и позолотой, здесь было куда уютнее, чем в портике. И тут можно было согреться, поскольку день выдался холодным, – кто-то предусмотрительно развел огонь в камине до их приезда.
И все же атмосфера в этом доме была неспокойной.
– Все старомодное и изношенное, – заявил Седжуик, обводя комнату критическим взглядом.
– Венеция походит на прекрасную куртизанку, которая… – Дзеджо нахмурился, подбирая нужные слова, – переживает непростые времена…
– Попала в трудное положение, – помог ему Джеймс.
– Попала в трудное положение, – повторил Дзеджо. Он вполголоса промурлыкал эту фразу несколько раз. – Поня-ятно… Вроде то же самое, да не совсем то.
Подойдя к окну, Джеймс взглянул на узкий канал. В освещенном окне дома напротив мелькнул женский силуэт. Спустя мгновение женская фигура появилась вновь и замерла в оконном проеме. Потоки дождя поглощали почти всю картину, к тому же он инстинктивно старался избегать света, да и роспись на стекле почти полностью скрывала его, но на всякий случай Джеймс отступил еще глубже в тень.
– Сегодня синьора дома, – сказал Дзеджо. Он подошел к окну. – Думаю, ее подруга тоже там. Да, это гондола синьорины Саббадин, как я и думал. Почти каждый день они вместе пьют чай. Они как сестры. Все ее друзья отправились в Венецию за мадам, потому что там, где ее нет, слишком скучно. Но мы здесь никогда не скучаем. Даже сейчас у нас есть опера, балет, мы можем смотреть пьесы. А вскоре после Рождества начинается карнавал.
Джеймс еще раз выглянул в окно.
– Седжуик, если к началу карнавала мы все еще будем в Венеции, – проговорил он, – пристрели меня.
– Хорошо, сэр, – улыбнулся слуга. – Поэтому, думаю, вам надо браться за дело немедля.
Джеймс кивнул.
– Дзеджо, выясни, куда она направится сегодня вечером. Мне нужно одеться соответственно.
– Без сомнения, в «Ла Фениче», – сказал Дзеджо.
– Да, – пробормотал Джеймс, – это же самый лучший театр Венеции. Где еще можно показать себя?
– Потому что там сегодня дают оперу Россини «La Gazza Ladra», – сообщил Дзеджо.
– «Сороку-воровку», – перевел Джеймс Седжуику, в число многочисленных талантов которого не входило знание иностранных языков.
– Она постоянно ходит в оперу, – сказал Дзеджо. – Но на всякий случай я бы уточнил эту информацию. А потом я постараюсь найти человека, который отведет вас в ее ложу и представит. Вас это устраивает?
– Я не хочу знакомиться с ней до тех пор, пока не узнаю ее получше, – промолвил Джеймс. – А для этого мне понадобится денек-другой.
– Он хочет изучить свою мишень, – пояснил Седжуик Дзеджо. – Впрочем, у хозяина никогда не было проблем с женщинами – он их отлично понимает. Не сомневаюсь, что с ней мы быстро справимся.
– Именно так, – кивнул Джеймс. Тут он увидел, что к палаццо Нерони подплыла большая двухвесельная гондола. – Кто это?
Дзеджо несколько мгновений молча рассматривал гондолу.
– Ага, знаю… – проговорил он наконец. – Он приезжает в Венецию вскоре после ее возвращения. Он – это кронпринц Джилении. Очень красив, с золотистыми мелкими кудрями. Правда, немного глуповат, но говорят, что она оказывает ему знаки внимания.
Джиления была едва заметным пятнышком на карте Европы, но в обязанности Джеймса входило знать все пятнышки до единого.
– Принц Лоренцо, – промолвил он. – Что он за человек? Мальчишка двадцати одного года?
– Со всем моим уважением к вам, хотел бы заметить, что вам было на шесть лет меньше, когда вас взяли на службу, – заметил Седжуик.
– Это верно, – кивнул Дзеджо. – Синьор Кордер – настоящая легенда. Между прочим, даже я считал его мифом до тех пор, пока не увидел собственными глазами.
– Но есть существенная разница, – сказал Джеймс, – между доставляющим кучу беспокойства младшим сыном английского вельможи и наследником одной из старейших монархий Европы. Наследников королевских семей лучше защищают, а уж наследника джиленийской королевской семьи и вовсе держат в тепличных условиях. Я, кстати, очень удивлен тем, что родители согласились выпустить его из виду.
– Его выпускают только в сопровождении огромной свиты, – отметил Дзеджо. – И все дипломаты постоянно следят за ним. Это, разумеется, мешает его общению с дамами, ведь он ни на мгновение не остается в одиночестве.
– В таком случае, думаю, он получает весьма интересный опыт, находясь в дамском будуаре, – заметил Джеймс. – Если, конечно, у него уже были близкие отношения с женщинами, в чем я сомневаюсь.
– Так вы полагаете, что наш мальчик может быть девственником? – поинтересовался Седжуик.
– Держать пари я бы не стал, – отозвался Джеймс, – но опыта у него явно маловато. – Думаю, с ним не возникнет никаких проблем.
– А с леди они будут? – спросил Дзеджо.
– Для покорителя сердец женщина вообще не представляет загадки, – промолвил Седжуик. – Никакой!
Тем временем в Лондоне
Джон Боннард, барон Элфик, стоял возле письменного стола в своем кабинете. Ему было уже за сорок, однако его темно-золотистые волосы не потеряли своей густоты, орехового цвета глаза оставались ясными, да и большая часть зубов сохранилась. Да что там говорить – несмотря на невысокий рост и некоторую субтильность, он считался одним из самых привлекательных мужчин Англии.
Однако если бы наблюдающие за ним люди могли видеть то, что крылось за его внешней оболочкой, у них сложилось бы иное мнение об этом человеке.
Но в это мгновение Боннард на вид был ближе всего к своему истинному «я» – скривив гримасу, он смотрел на лежавшее перед ним письмо. Листок весь смялся, как будто его несколько раз складывали, а затем расправляли.
Большая часть писем, присланных ему его бывшей женой, доходила до этого состояния. И, как ни странно, ни одно из них не попало в камин.
Миниатюрная темноволосая женщина, стоявшая по другую от Боннарда сторону стола, перевела взгляд с письма на его лицо. Судя по выражению лица Джоанны Айд, она уже не раз видела, как Боннард мнет и расправляет очередное письмо. Однако она даже не закатила свои прекрасные глаза. Любовница Элфика – и его доверенное лицо во всех делах, – которой было больше двадцати лет, отлично понимала: на сей раз дела пошли не так, как они оба ожидали.
