Джиллиан Брэдшоу - Сердце рыцаря
– Христос и святой Михаил, помогите мне! – прошептала она.
Тщательно обернув платком дверную задвижку, она с силой потянула ее.
Плат немного приглушил звук, но все равно задвижка снова заскрипела, царапая по косяку. А потом дверь открылась. Секунду Мари, у которой кровь звенела в ушах, стояла, прижав ладонь к двери и прислушиваясь, не раздастся ли звук тревоги. И опять она слышала только молитвы.
Она осторожно вышла в коридор. Из комнаты, в которой спали рыцари, был слышен только храп. Конечно, у них не было привычки вставать на утренние «часы», так что они проспали колокол. Мари постаралась подавить прилив торжества: ей предстоял еще долгий путь. Осторожно закрыв дверь своей комнаты, она поспешно пошла по коридору, на ходу покрывая голову и заправляя волосы под плат.
Двор аббатства был пуст. Ворота оказались закрыты на ночь на засов, но только изнутри, а привратник спал в своем домике. Мари без труда отодвинула засов и вышла.
Луна уже села, и все казалось темным и странным. Дорога различалась только как серая полоса среди бесформенной черноты вокруг. Тишина была настолько глубокой, что от нее закладывало уши, и самые тихие звуки – шуршание одежды, стук подошв, даже собственное дыхание – казались гулкими и оглушительно громкими. Трава у дороги отяжелела от росы. Пройдя несколько шагов, Мари остановилась, снова слыша, как стучит в висках. Впервые ей стало страшно. Она еще никогда не бывала ночью вне дома одна – а в темноте, за полосой возделанной земли, тянувшейся вдоль дороги, лежал лес. Она видела его накануне днем – то как тень на холмах, то как стену вдоль дороги, то как туманную полосу вдали, но он никогда не исчезал полностью. Лес Броселианд – тайна, заполнявшая самое сердце герцогства Бретонского, глубокая, как море. Там жили волки и другие хищные животные. Были там и создания, гораздо более опасные – те, которые со смехом и звоном хрустальных колокольцев убегали в полые холмы или улыбались вам из колодцев, когда вы пытались увидеть свое отражение. Эти демонические создания могли украсть вашу тень и свести с ума.
Мари была бретонкой равнин, где говорили по-французски, алее принадлежал к старинной Бретани, говорившей на более древнем языке. Однако она слышала рассказы. Деревенские жители не трогали некоторые деревья, ежемесячно убирали некоторые родники цветами, ежегодно разводили костры на определенных плоских камнях, оставляли в подарок прекрасному народу хлеб с молоком. Церковь все это осуждала, но крестьяне упорно поступали по-своему, и мало у кого из сельских священников хватало храбрости запретить им делать это. Даже священники могли пострадать, если бы прекрасный народ обиделся.
Мари судорожно сглотнула, перекрестилась и прошептала молитву святому Михаилу. Она вырвалась на свободу и не позволит своему страху перед невидимым сделать ее пленницей. Однако она направилась к Сен-Мишелю по дороге. Накануне днем Мари планировала добираться обратно по лесу, чтобы обмануть преследователей, но войти в лес безлунной ночью было для нее так же невозможно, как отрастить крылья. До рассвета на дороге ей будет безопаснее. А днем она твердо решила идти лесом.
Она шла – и окрестности постепенно, почти незаметно, стали снова обретать свои формы. На востоке черным силуэтом выгнулся холм. Ручей бежал по впадине под тенями, которые превратились в ивы, А потом нарушилась тишина: на какой-то ферме закричал петух – и сердце ее от облегчения пропустило один удар. Всем известно, что при крике петуха все злые создания возвращаются в свои логова. Вскоре неуверенно чирикнули первые птицы. Им откликнулись другие. А потом вдруг весь утренний хор – дрозд и славка, малиновка и жаворонок – во весь голос запели на кустах и прогалинах, и на приливе их песни уплыли остатки страхов Мари. Становилось все светлее, и луга превратились в зеленые ковры, усеянные белыми и желтыми крапинками таволги и лютиков. Кролики при ее приближении бросались к своим норкам, рыжей стрелой через дорогу промчалась лиса. Два лебедя пролетели низко над ее головой, шумно взмахивая крыльями. Когда пугающая тишина ночи ушла, Мари поймала себя на том, что радостно улыбается и идет размашистым упругим шагом. Это была не греза, не фантастическая святость – это была реальность. Она сбежала! Рыцари сочли ее глупой, робкой, легковерной – но это они оказались обманутыми, а она возвращается домой.
Ей следовало сойти с дороги, пока они не прискакали за ней во весь опор. Мари вприпрыжку побежала туда, где проселок уходил вдоль ручья налево. За поле, через канаву, по пастбищу... и перед ней оказался лес – ближе, чем она ожидала. Сейчас, когда солнце встало, он не выглядел зловещим. Деревья были покрыты яркой майской зеленью, которая была пышнее, чем листья ранней весны, но светлее, чем летняя. Утреннее солнце касалось их вершин светом, который был аппетитным и желтым, как свежее масло. Яркие цветы покрывали пространство, открытое и просторное, словно зал, полный солнечных зайчиков. Проселок шел дальше среди деревьев. Страх, который она испытывала в начале пути, теперь казался нелепым: Броселианд был местом прекрасным.
Какое-то время идти было легко, так что у нее была возможность представлять себе, что она сделает, когда вернется в монастырь. Она отправится прямо к леди Констанции. «Леди настоятельница, – скажет она, – эти рыцари, которые приезжали за мной, были вовсе не от герцога Роберта Нормандского. Хоэл Бретонский отправил их, чтобы они меня похитили. Он собрался выдать меня замуж за кого-то из своих вассалов и украсть земли моего отца. Но мне удалось убежать. Я благодарю Бога и святого Михаила, которые избавили меня от измены моему сюзерену. Предательство мне ненавистно, – добавит она многозначительно. – Меня удивляет, леди настоятельница, как это вы не догадались, кто такой этот Ален де Фужер и кому он служит. Ведь вам известны родословные всех рыцарских семейств Бретани».
Тут радость Мари несколько поблекла. Констанция определенно это знала. И что она предпримет, когда послушница, которую она предала, вдруг снова окажется у ее порога?
Мари закусила губу и попыталась убедить себя в том, что Констанция ничего не сможет поделать. Она не посмеет признаться в том, что содействовала похищению юной аристократки, порученной ее заботам. Она притворится, будто тоже была обманута. «Монастырь – безопасное убежище, – поспешила успокоить себя Мари. – Иначе и быть не может». Другого убежища в пределах досягаемости все равно не было, и Мари продолжила путь.
Проселок начал сужаться, и вскоре участок расчищенного леса остался позади. Идти становилось все труднее. Молодые деревья чередовались колючими зарослями. Спустя какое-то время Мари заметила тропу, которая отходила от ее дороги направо. Она была малохоженой и наполовину затянулась плетями ежевики, но зато вела на север, в том направлении, которое было ей нужно. Она подоткнула подол, чтобы он не цеплялся за колючки, и повернула направо.
