Филиппа Карр - Сестры-соперницы
— Ты кто?
— Анжелет, — ответила я.
— Ну, не такой уж ты и ангелок , если я хоть что-то понимаю в этих делах. Все рассмеялись.
— А Берсаба? Ну-ка, моя девочка, подойди поближе и поцелуй дядю.
Берсаба нехотя подошла к нему, что склонило дядю к двум поцелуям подряд, как будто двойная доза могла оказаться для нее приятнее.
Поговаривали, что Коннелл, как истинный представитель рода Касвеллинов, имеет возлюбленных по всей округе и несколько детей, прижитых со служанками.
Мне было любопытно, что по этому поводу думает тетя Мелани, но она никак не проявляла своих чувств. Я обсудила все это с Берсабой, которая считала, что тетя принимает такое положение вещей как должное, и пока это не вредит хозяйству, семье, она будет закрывать глаза.
— Я бы нашла, что сказать, если бы была на ее месте, — заявила я.
— А я в таком случае нашла бы, что сделать, — заметила Берсаба.
Пришел и Бастиан. Мне он показался таким же красивым, как на рисунке Берсабы, — ну, почти таким же. Он был ростом со своего отца, а сочетание внешности отца и характера матери делало его очень привлекательным. Он переводил взгляд с Берсабы на меня и обратно. Берсаба рассмеялась, и тогда он сказал:
— А, это ты, Берсаба, — и расцеловал вначале ее, а потом меня.
Дядя Коннелл дал команду усаживаться за стол, и мы охотно повиновались. Сам он сел во главе длинного обеденного стола, а мама и Мелдер — по обе стороны от него. Мы с Берсабой уселись рядом с тетей Мелани, а Бастиан пристроился поближе к Берсабе.
Разговаривали в основном о местных делах, о том, что еще нужно сделать по хозяйству. Потом мама упомянула о растущих трудностях Ост-Индской компании, которые, как она надеялась, уменьшатся после постройки фабрики в Индии.
Бастиан сказал:
— Везде сплошные трудности. Люди, кажется, не осознают этого. Они закрывают на них глаза, но в один прекрасный день все может обрушиться на нас разом.
— Бастиан говорит прямо как пророк Иеремия, — прокомментировала Розен.
— Нет ничего глупее, чем закрывать глаза на факты только потому, что они неприятны, — вставила Берсаба, приняв сторону Бастиана. Он улыбнулся ей как-то по-особенному, и она зарделась от радости.
— Король находится в раздоре со своими министрами, — вновь начал Бастиан.
— Мой милый мальчик, — вмешался его отец, — короли находятся не в ладах со своими министрами с тех пор, как существуют короли и министры.
— Но этот король способен распустить парламент и править (или воображать, что правит) страной в течение… скольких лет? Девяти?
— Мы не заметили никакой разницы, — смеясь, заметил дядя Коннелл.
— Скоро заметите, — парировал Бастиан. — Король полагает, что он правит от имени Господа, но в стране есть люди, не согласные с этим.
— Короли… парламенты… — сказал дядя Коннелл. — У этих умников, похоже, одна забота: выдумывать все новые и новые налоги, чтобы развлекаться за счет народа.
— Мне кажется, после убийства Бэкингема ситуация изменится, — сказала мама.
— Нет, — возразил Бастиан, — измениться следовало бы самому королю.
— А он сумеет? — спросила Берсаба.
— Сумеет… или будет низложен, — ответил Бастиан. — Ни один король не может длительное время править страной, если на то нет доброй воли его народа.
— Бедняжка, — заметила мама, — как, должно быть, ему тяжело.
Дядя Коннелл рассмеялся.
— Дорогая моя Тамсин, королю наплевать на то, как относится к нему народ. Ему наплевать и на то, как относятся к нему министры. Он уверен в том, что прав и думает, что Бог на его стороне. Кто знает, может, так оно и есть.
— По крайней мере, теперь он стал счастливее в своей семейной жизни, — сказала тетя Мелани. — Я полагаю, поначалу дела обстояли далеко не так. Он — добрый муж и добрый отец, независимо от того, какой он король.
— Для него важнее было бы стать добрым королем, — пробормотал Бастиан. Розен сказала:
— Говорят, королева очень живая женщина. Она любит танцы и наряды.
— И любит соваться не в свои дела, — добавил Бастиан.
— В конце концов, ведь она королева, — сказала я.
— Бедное дитя, — вздохнула мама. — Ужасная, должно быть, участь — быть оторванной от родного дома в шестнадцать лет. Она была моложе вас, сестрички, — улыбнулась мать. — Вы только представьте: в чужую страну, к незнакомому мужчине… и к тому же она католичка, а король протестант. Ничего удивительного, что между ними не было взаимопонимания. И если они наконец пришли к согласию, мы должны радоваться и желать им счастья.
— Я от всего сердца желаю им этого, — поддержала ее тетя Мелани.
— У них ничего не получится, пока король не начнет прислушиваться к мнению министров и пока у нас не будет парламента, принимающего законы, — сказал Бастиан.
— Мы настолько далеки от двора, — заметила Мелани, — что происходящее в столице вряд ли коснется нас. Мы узнаем обо всех придворных событиях только через несколько месяцев!
— Волны, возникшие в центре водоема, рано или поздно достигают берегов, — напомнил Бастиан.
— А как дела у дедушки Касвеллина? — спросила мать, решив сменить тему разговора.
— Как обычно, — ответила Мелани. — Он знает о вашем приезде, так что после обеда вам стоит навестить его. Иначе он будет жаловаться, что вы пренебрегаете им.
Мать кивнула и улыбнулась.
— С вами сходит Мелдер. Она проследит, чтобы он не слишком задержал вас.
— Сегодня он весьма раздражителен, — заметила Мелдер.
— А разве он бывает иным? — спросил Коннелл.
— Сегодня — более, чем обычно, — ответила Мелдер. — Но он будет рад видеть вас.
Я слегка улыбнулась и заметила, что Берсаба прореагировала так же. Мы обе не могли припомнить случая, когда дедушка проявлял удовольствие, увидев нас.
В сопровождении мы шли по узкому коридору к двери, ведущей из башни Нонны к Морской башне, и вдруг я почувствовала, как кто-то взял мою руку и крепко сжал ее. Я оглянулась. Рядом был Бастиан. Это пожатие руки должно было что-то означать.
Когда мы вошли, дедушка Касвеллин сердито взглянул на нас. Хотя я была готова к встрече и прекрасно знала, как дедушка выглядит, но все же, как обычно испытала легкий испуг, увидев его. Его ноги всегда были прикрыты пледом, и я часто думала, что, наверное, они ужасно искалечены. У него были очень широкие плечи, и вообще выше пояса он был могучим мужчиной, отчего общее впечатление становилось еще трагичнее. Мне порой казалось, что, если бы он был хилого телосложения, все выглядело бы не так плохо. Такого горящего взора, как у него, я ни у кого не видела. Глаза его, казалось, вылезали из орбит, и огромные белки сверкали на лице. Когда он повернулся ко мне, я почувствовала себя так, будто на меня смотрит Медуза и мои конечности вот-вот превратятся в камень. Я никогда не перестану думать о той ночи, когда он, сильный, здоровый, плыл в лодке и наткнулся на эти ужасные» Зубы дьявола «, сделавшие его калекой.
