Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви
Но у меня не возникло даже мысли о возможности отказаться от этого предприятия. Я подумала только о том, что должна быть предельно осторожна. Я должна все сделать правильно – так, как говорил мне генерал Буйе…
Было 12 марта 1791 года. Снег растаял, и солнце весело сияло в окнах кареты. Набухали почки на деревьях. Время было веселое, как раз для любви.
Мне предстояло сейчас нечто совсем иное. И готова я должна быть ко всему.
Я вбежала в дом по черной лестнице, заранее решив, что никого не поставлю в известность о своем отъезде. Так будет меньше разговоров. Если мне посчастливится не попасться на глаза даже Маргарите, это значит, что мое дело начнется на удивление легко.
Не замеченная, я проскользнула к себе в комнату, сразу же стала переодеваться, обрывая на себе тесемки. Платье, предназначавшееся для поездки, было готово еще неделю назад. Это был самый скромный, даже бедный наряд, – простая юбка, жакет, шейная косынка, скромная шляпка, блошиного цвета суконный плащ, – так одевались, пожалуй, продавщицы или белошвейки. Я вовремя заметила тонкую нитку жемчуга в волосах и поспешно исправила это несоответствие, бросив жемчуг на туалетный столик. Потом, на ходу завязывая ленты шляпы, я поспешила к себе в кабинет.
С разбега распахнув дверь, я застыла на месте от неожиданности.
Досада прямо-таки тошнотой подкатила к горлу. Я увидела у своего бюро мадемуазель Валери, гувернантку моих детей, перебиравшую бумаги. Но не это насторожило меня больше всего. Я досадовала, что она видит меня – в таком наряде, готовую уезжать…
– Добрый вечер, мадам! – сказала она, ничуть не смутившись.
– А что вы здесь, собственно, делаете? – спросила я, наконец-то уяснив, что она находится в моем кабинете без всякого на то разрешения.
Девушка в упор взглянула на меня серыми спокойными глазами.
– Я искала у вас Бюффона. Его «Зоологию». Хотела показать Авроре. Простите, но я никак не могла вас дождаться.
Все ее слова пролетели будто мимо меня. Я была слишком возбуждена, слишком спешила, чтобы задумываться над поведением гувернантки. Она жила в доме уже восьмой месяц, и на нее не было никаких жалоб. Дети слушались ее. А то, что она была возле моего бюро, в сущности, не важно – все секретные документы, которые я должна была забрать с собой, письма королевы к своему брату императору Австрии Леопольду были в сейфе, а туда мадемуазель Валери никак не могла проникнуть.
– Вы нашли книгу? – спросила я растерянно.
– Да. Вот она.
Девушка действительно показала мне большой толстый том. Лицо ее было спокойным и уверенным, как у человека, который знает, что его не в чем обвинить.
– Валери, в таком случае, прошу вас, оставьте меня. Мне необходимо тут кое-что сделать.
– Как вам будет угодно, мадам.
Не показывая, что замечает какую-либо перемену в моем внешнем виде, Валери двинулась к двери. Я нетерпеливо переступила с ноги на ногу. В тот миг мне хотелось лишь того, чтобы гувернантка поскорее ушла, и, когда она вышла, вздох облегчения вырвался у меня из груди.
Все письма были уложены в коробку из-под шоколада и спрятаны в сумке. Часть бумаг была зашита в подкладке плаща – старый испытанный способ, столь любимый еще агентами Ришелье. Покончив с этим, я вышла из кабинета.
Шаги мои была крайне осторожны. Голос Маргариты звучал совсем рядом, в гостиной, и это заставляло меня слегка опасаться встречи с нею. Тихо, на цыпочках, словно я уходила из обкраденного мною дома, я прокралась по узкой винтовой лестнице. Запах цветов почувствовался в воздухе; я миновала оранжерею и, выскочив из дома через черный ход, быстро зашагала по улице. Почти побежала. Ведь нельзя же было начать путешествие с опоздания – это было бы слишком скверной приметой.
Черный фиакр уже ждал меня на углу монастыря фейянов. Человек в темном плаще с опущенным на лицо капюшоном сидел на передке и, казалось, дремал. Смущаясь и сомневаясь, я подошла к нему.
– Мне нужно на Вандомскую площадь, – сказала я нерешительно.
Он вздрогнул, напряженно глядя на меня, и его губы произнесли:
– Если ваш путь пролегает через австрийский комитет, я готов везти вас.
Я успокоилась. Что ж, мы узнали друг друга. Я сказала пароль, он правильно назвал ответ.
Незнакомец спрыгнул на землю и почтительно помог мне войти в фиакр.
– Я довезу вас до Труа, мадам, – сказал он тихо.
– А потом?
– А потом я вам все расскажу.
Фиакр довольно резко тронулся с места. Со вздохом облегчения я откинулась на жесткие подушки сиденья. Фиакр был неудобный, старый, страшно продувался ветром – словом, путешествие предстояло не из приятных.
Покружив из осторожности по городу, мой возница выехал, наконец, из Парижа. Было уже шесть часов вечера.
Путь наш лежал на юго-восток, к швейцарской границе.
4Когда забрезжил рассвет следующего дня, фиакр добрался до Труа и остановился на главной площади.
Я за ночь промерзла до костей, у меня просто зуб на зуб не попадал от холода. Фиакр вообще не был предназначен для такой погоды и таких расстояний, а что касается меня, то я впервые попала в столь кошмарные условия. Я пыталась быть мужественной, но, право же, это было уже слишком. Всю ночь шел дождь, а к утру по земле стлался влажный мутный туман. Капли дождя еще и сейчас пузырились в огромных лужах, занявших мостовую. Казалось, что на дворе не март, а октябрь.
– Э-э, да я вижу, вы совсем замерзли, – сказал мой извозчик, открывая дверь экипажа.
Я и сама видела в маленьком зеркальце, что вид у меня достоин жалости.
– Н-надеюсь, уже все? – спросила я стуча зубами.
– Да. Уже приехали. Давайте-ка я помогу вам выйти отсюда. Можете себе представить, каково было мне там, на козлах!
Осторожно поддерживая меня под локоть, он вывел меня из фиакра.
– Неужели у вас нет никаких вещей? – спросил он удивленно.
Я кивнула. Сумочки мне было достаточно – там поместились и бумаги, и зеркальце, и гребень.
– У вас что, нет при себе ни красок, ни духов? Обычно дамы возят за собой кучу всего этого.
– Сейчас другая ситуация, – отрезала я резче, чем намеревалась: уж слишком долгим был этот разговор на холодном воздухе. – Пожалуйста, давайте уже начнем что-нибудь делать.
– Пойдемте, я отведу вас в гостиницу, там вы отогреетесь.
Гостиница «Коронованный мул» – такие названия встречались теперь не так уж редко – была пуста. Служанка мыла полы. Мы уселись ближе к камину, обомлевшие от тепла.
Я с наслаждением выпила один за другим три стакана горячего чая, с удивлением думая, что никогда по достоинству не ценила ни его вкуса, ни того блаженства, которое он доставляет. В гостиничном зале жарко полыхал камин, и от огня и чая я быстро пришла в себя. Глаза у меня заблестели, на щеках появился румянец. Есть мне не хотелось. Видя, что мой спутник беседует о чем-то со служанкой, я решила подремать, ибо всю ночь только и делала, что стучала зубами от холода.
