Патриция Гэфни - Достоин любви?
— Милорд? — отозвалась она негромким, но звучным голосом, слышным в самых отдаленных уголках притихшего зала, но головы не подняла.
— Миссис Уэйд, посмотрите на меня. — Слова прозвучали резче, чем ему хотелось, но не заставили женщину послушно вскинуть голову. Она подняла голову медленным движением, полным бессознательного драматизма (по крайней мере, Себастьян полагал, что это вышло неосознанно) и взглянула ему прямо в глаза. На секунду он пришел в ужас и даже оцепенел, решив, что она слепа. Ее глаза — светлые, прозрачные, как горный хрусталь, широко раскрытые — смотрели на него, не мигая, словно нарисованные глаза куклы. У нее был высокий белый умный лоб, заостренные скулы, изящный маленький нос. Очень привлекательный рот — полный, но суровый, губы сжаты в прямую линию. Можно было подумать, что она старается удержать любое неосторожное высказывание, не связанное напрямую с необходимостью выживания.
Она оказалась моложе, чем он подумал вначале, и все же ее гладкое, лишенное морщин лицо не выглядело молодо, оно казалось опустошенным, а не юным… как будто стертым. Ей могло быть и двадцать пять, и тридцать пять лет, точно сказать было невозможно: обычные признаки, по которым определяется возраст человека, здесь начисто отсутствовали. Себастьян с интересом окинул взглядом ее длинное угловатое тело, скорее тощее, чем стройное. Уродливое платье почти полностью скрывало какие бы то ни было проявления женственности. Почти, но все же не совсем. Однако ему никак не удавалось сосредоточиться: светлые глаза, притягивающие как магнит, заставляли его вновь и вновь вглядываться в ее необыкновенное лицо.
Прошла уже целая минута с тех пор, как она произнесла одно-единственное слово. Вэнстоун начал негромко, но выразительно постукивать карандашом по корешку одного из томов свода законов, словно напоминая, что время идет. Себастьян задал первый пришедший на ум вопрос, хотя в голове уже теснилось множество других.
— Сколько вам лет?
— Двадцать восемь, милорд.
Двадцать восемь. Стало быть, роза, безусловно, отцвела. Испытав легкий шок, он вдруг понял, что она попала в тюрьму, когда ей было лишь восемнадцать.
— И кого же вы убили, миссис Уэйд?
Ни он, ни она не обратили внимания на то, как ахнули все вокруг. Рэйчел Уэйд не опустила глаз, но Себастьян заметил, что ее руки судорожно сжимаются и разжимаются, комкая юбку по бокам.
— Я была приговорена за убийство моего мужа, — ответила она все тем же тихим, но звучным голосом.
Себастьян выжидательно молчал, полагая, что она что-нибудь добавит насчет своей невиновности. Она больше не проронила ни слова. Он положил трость на стол и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.
— У вас здесь есть родные?
Из публики раздался прервавшийся на середине возглас, но Себастьян так и не увидел, кто это вскрикнул: он не отрываясь смотрел на обвиняемую.
— Нет, милорд.
— Друзья?
— Нет, милорд.
— Нет никого, кто мог бы вам помочь?
— Нет, милорд.
Ее голос ничего не выражал: ни отчаяния, ни надежды, ни слезливости, ни даже скуки — вообще ничего. Она опять опустила голову и сразу же сделалась безликой: высокая, худая, ничем не примечательная фигура. Себастьяну оставалось только недоумевать: что привлекло его в ней с такой непреодолимой силой всего секунду назад?
— Вы знаете грамоту, миссис Уэйд?
— Да, милорд.
— Вы ведь искали работу, не так ли?
— Искала.
— Ну и?..
Она опять подняла голову, и ее неземной взгляд вновь приковал его к себе.
— Я не смогла найти места, — ответила женщина, одинаково ровно и бесцветно произнося каждое слово.
— Вы говорите, что у вас украли деньги. Сколько именно?
— Девять фунтов и четыре шиллинга, милорд.
— В самом деле? И каким же образом в вашем распоряжении оказалась эта сказочная сумма?
— Я заработала эти деньги в тюрьме, милорд.
— Что именно вы делали?
Она перевела дух, словно необходимость говорить истощила весь запас ее скудных сил.
— В последнее время я работала в швейной мастерской.
— Вы швея?
— Нет, я была счетоводом.
— Счетоводом?
Себастьян поднял брови, давая ей понять, что ответ произвел на него впечатление, но это не побудило миссис Уэйд к дальнейшим разъяснениям.
— Однако после освобождения вы не смогли найти работу по специальности?
— Нет, милорд.
— Вы пытались найти другую работу?
— Да, милорд.
Себастьян сделал нетерпеливый жест, словно приглашая ее продолжать.
— Я пыталась найти место продавщицы в ателье, в мануфактурной лавке, в табачном магазине… Потом попробовала устроиться поломойкой или прачкой… но так и не нашла места.
— Из-за вашего прошлого?
Она молча кивнула в знак согласия. Он следил за ней, нахмурившись, мучительно ощущая, как идет время, и сердясь на нее за безволие. Конечно, ему было жаль ее, но одновременно у него появилось нездоровое чувство предвкушения чего-то запретного. Вопреки всем доводам разума его влекло к миссис Уэйд. Что за тайна кроется в некоторых женщинах, стоящих перед судом? В женщинах, чья жизнь и судьба находятся в руках мужчин, преисполненных праведного гнева и сознания своего гражданского долга, чувствующих за собой моральную поддержку всего общества? Такие женщины пробуждают в мужчинах скрытую и постыдную тягу к насилию и пороку. Ему вспомнилось далекое, но бесславное прошлое Англии, когда лицемерные судьи безжалостно посылали женщин на костер по обвинению в колдовстве. Должно быть, вынося приговор, они испытывали непристойное удовлетворение. Глядя на бледную молчаливую женщину, неподвижно стоящую за барьером, Себастьян ощутил невольное, но неоспоримое сходство с ними. Осуждая их за беззаконие, он в то же время чувствовал, как при виде беззащитной жертвы его неудержимо охватывает тот же похотливый азарт.
— Если бы наш викарий был здесь, — вставил между тем Вэнстоун, — он смог бы что-то предпринять. Но, как вам известно, преподобный Моррелл сейчас находится в Италии и вернется не раньше чем через несколько недель.
— Неужели никто больше не может ей помочь?
— Помочь ей? — Мэр начал тщательно подбирать слова. — Мы являемся судом первой инстанции, о чем вам, без сомнения, известно, милорд, — добавил он торопливо, — поэтому обустройство неимущих и обездоленных, предстающих перед нашими слушаниями, не входит в нашу компетенцию. Наши полномочия в отношении бедных, как заслуживающих, так и не заслуживающих лучшей доли, сводятся к одному — к исполнению того, что предписано законом.
— А какой закон нарушила миссис Уэйд?
Вэнстоун ошеломленно заморгал.
— Вы хотите сказать, помимо того, что убила своего мужа? Она неимущая, у нее нет постоянного местожительства, и…
