Кэтрин Харт - Летняя гроза
По сравнению с предыдущими родами эти оказались долгими и трудными. Они продолжались всю ночь. Празднество, наконец, закончилось, затихли последние барабаны, умолкли крики. Рассвет приветствовал новый день нежными розово-золотыми облаками, когда вторая Танина дочь пришла в этот мир. Исполненная умиротворения перед лицом прекрасного тихого утра, Таня назвала девочку Утренняя Заря. И заснула, прижав к себе ребенка.
Когда она пробудилась, рядом сидел Пума, изучая темными глазами лицо жены.
— Доброе утро, Дикая Кошка.
Она улыбнулась и ласково коснулась его щеки.
— Доброе утро, Пума. Ты простил меня за то, что я принесла тебе еще одну дочь?
— Мне нечего прощать тебе, — ответил он. — Она такая красивая. Наконец-то у меня будет ребенок с волосами, как у тебя, — цвета меда. А вот глаза у нее, по-моему, будут мои — темные.
— Может быть, следующим будет сын — для тебя.
Эти мягко произнесенные слова заставили Пуму нахмуриться.
— Нет, Дикая Кошка, — сказал он, качая головой, — знахарка рассказала мне, какими трудными были роды. Она предостерегла, что еще одни подвергнут твою жизнь опасности. Ты должна последовать ее совету и предохранять себя. Она даст тебе настой трав, чтобы избежать беременности.
Глаза Тани наполнились слезами, она отвела взгляд.
— Возможно, тебе все же придется найти себе вторую жену, Пума. Она подарит тебе больше детей.
Пума повернул к себе лицо жены, заставив ее посмотреть ему в глаза.
— Мой вигвам достаточно полон, Дикая Кошка. Мне не нужна другая жена и у меня нет желания еще пополнять наше племя. Четверо детей достаточно для самолюбия мужчины. Я счастлив с тобой и нашими сыновьями и дочерьми.
— Я люблю тебя, Пума. Ты — солнце, которое освещает мою жизнь.
Сдерживая страсть, Пума прижался к губам жены нежным, сладким поцелуем.
— Ты — вся моя жизнь, Дикая Кошка.
Глава 2
Глаза у Летней Грозы были такие же большие и яркие, как у двух кугуаров, которых ее родители держали как домашних животных. Двух горных львов — мальчика и девочку — звали Кит и Кэт. Им бы очень понравились яркие свертки с подарками вокруг рождественского вертепа в гостиной бабушки Рэчел. И «распаковали» бы они их в два счета, если бы их не оставили в деревне у шайеннов. Гроза прекрасно знала, что они чувствуют, потому что ей до смерти хотелось сделать то же самое. И лишь строгое предупреждение отца и матери удерживало ее от этого деяния.
Сегодня был день, который все называли сочельник. Насколько поняла Гроза, это был праздник в честь рождения великого вождя. Вся семья собралась на ранчо бабушки Рэчел. Вместе с бабушкой Сарой и дедушкой Эдвардом должны были приехать двоюродная тетя Элизабет, дядя Джордж и двоюродный брат Джереми. Тетя Джулия и дядя Роберто вместе с двоюродной сестрой Грозы Линдой уже были здесь. И еще мамина лучшая подруга Мелисса Керр и ее муж Джастин, которые прибыли с младенцем Стивеном. Пригласили даже шерифа Миддлтона.
В доме бабушки Рэчел все было как-то странно. Много комнат, соединенных в одно строение, и огонь здесь разводили между стен, а не посередине комнаты. На папе были брюки и рубашка из ткани, хотя он остался в мокасинах и не снял головную повязку. Мама надела очень красивое платье из ткани небесно-голубого цвета, а волосы она закрепила на голове, а не распустила, как обычно, по плечам. И говорили здесь все по-английски, иногда по-испански и называли папу «Адам», а не Пума. Маму они называли «Таня». Это имя показалось Грозе очень милым. И даже ее собственное имя звучало на английском языке совсем по-другому, и Гроза иногда терялась, потому что не понимала, кто к кому обращается.
Грозе понравилась ее двоюродная сестра Линда, чье имя по-испански означало «красивая». Линде было столько же лет, сколько и Грозе, у нее были кудрявые каштановые волосы и ярко-синие глаза. С ней было очень приятно играть, что обрадовало Грозу, потому что все взрослые без конца разговаривали и суетились вокруг Утренней Зари и малыша Мелиссы Стивена. А кроме того, у Линды были самые красивые на свете куклы, и она, нисколько не жадничая, давала их поиграть.
Гроза чувствовала себя вполне взрослой в прелестном новом платье, которое сшила для нее бабушка Сара. Его цвет назывался «розовый», воротник и рукава были отделаны белым кружевом, а на ощупь оно было тонкое и легкое. Мама вымыла волосы Грозы, и кудри девочки свободно ниспадали на спину.
Между тем неразбериха продолжалась. Здесь, похоже, все ели одновременно, а не так, как у них — сначала мужчины, потом женщины и дети. К тому же от сидения так высоко от земли на этой штуке, которая называется стул, рождалось какое-то непонятное ощущение. Поначалу Грозе было трудно справиться со всеми приспособлениями для еды, пока мама не показала, как держать вилку. Вместо того чтобы предохранять ее новое платье от грязи, квадратный кусок ткани, называемый салфеткой, все время падал с колен на пол. Тем не менее Грозе удалось перепробовать все, что было на столе.
— Как приятно снова всех увидеть, — говорила Таня. — Я рада, что мы встретились именно на Рождество.
— Да, это самый семейный праздник, — согласилась Рэчел.
— Таня, а ты помнишь те рождественские праздники, которые мы провели с шайеннами? — тихо спросила Мелисса. — Я никогда не забуду, как ты делала все возможное и невозможное, чтобы порадовать меня. Даже уговорила Адама подстрелить индейку, чтобы приготовить настоящий праздничный ужин.
При воспоминании об этом Таня рассмеялась.
— Все подумали, что мы сошли с ума, когда сделали украшения и развесили их на елках. Просто Адам ни за что не позволил бы срубить елку и поставить ее в вигваме.
— Ты по-прежнему это делаешь? — с любопытством спросил Эдвард.
— С тех пор как уехала Мелисса — нет. В этом нет необходимости. Я никогда не праздную там Рождество.
— Но ради детей… — начала Сара.
— Нет, мама, дети шайеннов не понимают и не празднуют Рождество. У них свои обычаи и праздники.
— И все же ты должна рассказать своим детям о христианских праздниках. Когда-нибудь они будут жить здесь и…
— Сара, у них будет достаточно времени, чтобы узнать все что нужно. Потом, когда они станут постарше и смогут во всем разобраться, — вставила Элизабет.
Таня благодарно улыбнулась тетке.
— Тетя Элизабет права, мама.
— Когда примерно ты собираешься вернуться домой, Адам? — спросил Том Миддлтон.
Адам нахмурился.
— При том, как развиваются события, это произойдет раньше, чем нам хочется, самое большее — через несколько лет.
