Элоиза Джеймс - Когда герцог вернется
Она протянула ему руку. Симеон опустился на колено и поцеловал ее окольцованный палец.
— Козуэй, — сказала вдовствующая герцогиня, — надеюсь, ты вывез жену из этого гнезда разврата?
Приехав в Лондон, Симеон обнаружил встревоженные письма матери, в которых она писала, чтобы он немедленно отправился в дом Стрейнджа и спас Исидору. Что он и сделал.
— Мама, я так скучал по тебе все эти годы, — промолвил Симеон.
Ее взгляд стал сердитым, и он увидел перед собой призрак той женщины, которую помнил и которая с презрением относилась к проявлению любых чувств, кроме досады.
— Ну да, — ледяным тоном проговорила она. И он вспомнил, как мать сотни, нет, тысячи раз произносила эти самые простые, но неодобрительные слова в ответ на любое его замечание. — Надеюсь, ты простишь меня за то, что я сомневаюсь в твоей искренности, потому что ты мог вернуться домой в любую минуту.
Справедливый упрек.
— Как только я получил твое письмо, — примирительным тоном начал он, — я тут же отправился в Фонтхилл. С женой все было в порядке. — Симеон помолчал, спрашивая себя, не должен ли он отчитаться перед матерью за состояние девственности Исидоры.
— Надеюсь, вы оба немедленно уехали оттуда, — сказала герцогиня.
Она сцепила руки. Ее пальцев почти не было видно из-за блеска бриллиантов. Это Симеон тоже помнил в матери: она всегда напоминала ему сороку из-за любви к сверкающим вещам, бриллиантам, золоту, серебру.
Он кивнул.
— И где же герцогиня? Она должна быть здесь, с тобой. К сожалению, ты безответственно отнесся к своей обязанности продолжить род Козуэев.
Симеон невольно подумал о том, что мать, похоже, намеревается следить за тем, как часто он посещает спальню жены.
— Исидора в Лондоне, — ответил он. — И она останется там, пока я занимаюсь приготовлениями к венчанию.
— К венчанию? — изумленно переспросила герцогиня. — Но ты уже женат, так что о каком венчании может идти речь?
— Мы вступили в брак по доверенности, — промолвил он. — Поэтому я бы хотел повторить брачные клятвы подобающим образом.
— Что за чушь! — бросила герцогиня. — Все это весьма сильно смахивает на тот романтический вздор, которым ты привык забивать себе голову. Ерунда!
— Исидора с тобой согласна.
— Исидора? Исидора?! Кто это — Исидора? Не имеешь ли ты, случайно, в виду герцогиню Козуэй? Не ее ли так легкомысленно называешь по имени?
— Да, — согласился Симеон.
— Ну да…
Ну вот, теперь они ступили на знакомую тропу. Его ждет целая лекция. Симеон сел и лишь секунду спустя вспомнил, что сначала должен был попросить разрешения.
Однако вместо того, чтобы вскочить на ноги, он откинулся на спинку кресла. Лекция началась с указания на недопустимость обращения к жене по имени, потом она плавно перетекла к рассуждению о том, что у его жены вообще нелепое имя — Исидора. Слова текли легко, журча, как вода в ручье весенним днем, и это дало Симеону возможность передохнуть и оценить нелепые аспекты его возвращения.
Мать была разодета в узорчатый шелк. Ее гостиная выцвела, к обивке мебели и драпировкам, похоже, никто не прикасался еще задолго до смерти отца, которого не стало три года назад. В доме даже плохо пахло. Принюхавшись, можно было ощутить легкий запах уборной. Неужели этого никто не замечает?
Он бы вернулся раньше, но у него возникли проблемы с деньгами. Поверенный ежегодно высылал ему отчет о состоянии усадьбы, однако он ни разу не обмолвился в письмах о том, что ему не хватает средств на то, чтобы приводить в порядок дом, подстригать деревья и ухаживать за полями.
Давно пора этим заняться.
Глава 3
— Куда это ты собираешься в такой одежде? — Вдовствующая герцогиня Козуэй умела кричать, но в этом случае она почла за лучшее не делать этого. Любой разумный слон предпочел бы пуститься в бегство.
— Хочу побегать, — ответил Симеон. Чтобы не смущать окружающих, он надел простую рубашку, хотя обычно делал пробежки в коротких штанах и с голым торсом.
— Куда это ты побежишь? — спросил его тринадцатилетний брат Годфри, выходя следом за матерью в холл.
Резонный вопрос. Как-то раз Симеон перегнал случайно встреченного льва (правда, ему помогло дружески расположенное к нему дерево). Однако с крокодилом такой номер не прошел, и его едва не съели в качестве наказания. А вот в скучной английской провинции, окружающей Ревелс-Хаус, бегать было не от кого, и это наводило на размышления о том, что даже волки не рисковали забредать на пастбища герцога.
— Я хочу просто побегать, — объяснил Симеон. — Это отличная зарядка, и она мне нравится.
Мать с братом заговорили в один голос.
— Что это у тебя за туфли? — спросил Годфри.
А герцогиня приказала:
— Ты должен немедленно бросить это занятие.
Симеон вздохнул.
— Может, вернемся в гостиную и там поговорим? — предложил он.
— В гостиную? — возмутилась мать. — Да ты… ты в таком виде… ты полуодет… — Похоже, от возмущения она даже не нашла подходящих слов, поэтому просто махнула рукой.
— Ты не одет, — захлебываясь от смеха, проговорил Годфри. — Я вижу твои колени.
— Так удобнее бегать, — сказал Симеон. — Хочешь попробовать? У меня есть еще несколько таких же штанов.
— Даже не пытайся приобщить его к этому! — рявкнула герцогиня.
— Мама… — укоризненно бросил Симеон.
— Можешь назвать меня «ваша светлость», когда мы на людях, — огрызнулась она.
— Но мы же не на людях.
— Пока я не приглашу тебя в свои личные покои, мы на людях! — упрямилась она.
Симеон проигнорировал ее слова.
— Надеюсь, к моему возвращению ты окажешь мне честь и дашь мне аудиенцию — минут на пять, не больше, — сказал он. И добавил: — Я буду тебе весьма признателен за это. — Симеон поклонился.
— Окажешь честь, дашь аудиенцию… — повторил Годфри. — Ты именно так обращаешься к дикарям, когда знакомишься с ними, Симеон?
— Не смей так фамильярно обращаться к герцогу! — прикрикнула на сына мать.
Подмигнув брату, Симеон отворил дверь и спустился по ступенькам, временно оставив свою семью.
А через пару минут он уже бежал по безлюдной дорожке за усадьбой. Впрочем, и саму усадьбу можно было тоже назвать «безлюдной». Отогнав от себя эту неприятную мысль, Симеон переключился на свои ощущения, — он очень любил бегать.
О том, что бегать можно для удовольствия, а не для того, чтобы избежать опасности, Симеон узнал от абиссинского горного короля по имени Барнагаш. Для того чтобы попасть в Абиссинию по горной тропе, нужно было чем-то задобрить Барнагаша. Симеон знал о привычке этого монарха убивать людей и делить их имущество между соплеменниками, и это его тревожило.
