Патриция Кемден - Обещай мне чудо
Александр подошел к столу и стал рыться в беспорядочной куче фаянсовой посуды и деревянных шкатулок. Затем вернулся и протянул ей шкатулку размером с головку сахара. Толстый слой пыли, покрывавший крышку, не мог скрыть искусную инкрустацию.
Большим пальцем он сдвинул простую костяную задвижку, какой обычно закрывают книги, и поднял крышку. Внутри приютилось несколько кожаных мешочков, некоторые из них были обиты шелком, другие бархатом. Он взял один и поставил шкатулку на пол, затем развязал шелковый шнур, стягивающий мешочек.
– Ничто не сможет удержать этот сброд в страхе, Катарина, – повторил он и высыпал ей на ладонь кучку лазурита. – И все же они не приходят.
– Но… – шепотом начала она, разглядывая камни. – Но почему они не приходят?
Он согнул ее пальцы, обхватывая ими драгоценные камни, так что их острые края впились ей в ладонь, и посмотрел в глаза.
– Не стоит недооценивать силу того, что человек считает истиной, во что верит. Это самый важный урок, который я усвоил… на поле битвы или вне его… и этому научила меня Грендель.
Она выдернула у него руку, ссыпала камни обратно в мешочек, крепко завязала и, положив ему на ладонь, сказала:
– Спасибо за совет, полковник. Но не думаю, что Балтазара фон Меклена можно будет удержать вдали от Карабаса с помощью суеверий. Я тоже выучила свои уроки, – продолжала она, отхлебнув из меха для вина, который он принес вместе с куропаткой и сыром, упакованными на ужин поварихой. – И их преподнесла мне не Грендель.
Вино из смородины казалось терпким, но это было ее вино, вино из Леве, которое там сделали, не украли, не конфисковали, не нашли по счастливой случайности. И оно доставило ей большее наслаждение, чем могло бы доставить лучшее рейнское.
Она села перед огнем, все еще смакуя вино и вспоминая о том времени, когда у нее не было ни вина, чтобы прихлебывать, ни куропатки, которую можно было непринужденно пощипывать. Когда… Она обхватила руками колени и устремила взгляд на угли. «Нет, – сказала она себе. – Прошлое осталось позади… с ним покончено. – Ее рука невольно сжалась, словно держала рукоятку пистолета. – Оно не вернется».
У себя за спиной она слышала приглушенный стук камешков, когда Александр укладывал мешочек в шкатулку, затем последовал щелчок закрываемой крышки. Он тихо присел на корточки перед огнем, помешал угли палкой и добавил еще полено, чтобы поддержать огонь. Он так же, как и она, хранил молчание.
Увидев, как древесина занялась, Александр повернулся к ней:
– Что за уроки, Катарина? Какие уроки ты усвоила?
Она ничего не сказала и продолжала смотреть в огонь. Но перед ее мысленным взором вновь проплывал дым горящего города, она вдыхала запах смерти, снова слышала звуки…
Катарина уткнулась лицом в колени и прикусила язык, чтобы удержать рыдание, уже подступившее к горлу. Она ощутила легкое, словно перышко, прикосновение Александра к ее волосам, нерешительно пытавшегося погладить ее, чтобы утешить.
– Какие уроки, Кэт? – шепотом снова спросил он.
Она сглотнула комок, подступивший к горлу.
– Вполне обычные уроки, какие любая женщина получает во время войны, полковник.
– Женщина должна учиться у своей матери, а не у войны.
Она подняла голову и увидела, что он внимательно на нее смотрит, огонь отбрасывал оранжевый свет на его лицо.
– Моя мать умерла.
– Когда она умерла? – спросил он, и голос его прозвучал нетерпеливо, будто он жаждал узнать хоть эту малость о ней.
Она пожала плечами с безразличным видом.
– Двенадцать лет назад. Когда мне было шестнадцать.
– Как она умерла?
– Это не важно.
– Я хочу знать.
Катарина не ответила.
Он бросил еще одно полено в огонь, с большей силой, чем было необходимо.
– Катарина, мужу следует знать хотя бы несколько незначительных фактов из жизни своей жены. Ты когда-то была подопечной моего отца, а затем – моей. Кроме этого, я ничего о тебе не знаю.
– Я предпочитаю, чтобы все так и осталось.
Александр, опершись на локоть, растянулся рядом с ней.
– Ну, по правде говоря, я знаю о тебе немного больше.
Захваченная врасплох, Катарина с сомнением посмотрела на него.
– Что еще ты можешь знать? Кроме того, конечно, что у меня было когда-то десять тысяч талеров.
– Это по-прежнему больной вопрос? – Ее мрачный взгляд послужил ему ответом. – А, понимаю. Да. – Он пожал плечами, подражая ее недавнему жесту. – Что еще я знаю о тебе… дай-ка подумать, – сказал он, словно размышляя вслух. – Ты первоклассный стрелок из пистолета, но слегка отстаешь с карабином.
– Отстаю!
– Ты безжалостно побеждаешь в шахматах.
– Откуда ты знаешь?
– И у тебя есть крошечный шрам на…
– Благодарю! Я прекрасно знаю, где у меня шрам.
Она изогнулась и поправила юбки.
Он приподнял брови и усмехнулся.
– В самом деле? М-м-м, интересно. А мне-то казалось, что это место совершенно невозможно увидеть. Во всяком случае тебе. Мне, возможно…
– И ты еще называешь себя джентльменом! Ты болтаешь со слугами. Поступок, достойный презрения.
– Если быть абсолютно точным, болтают они. Мне остается только слушать. – Александр лениво отвесил ей поклон; уютно устроившись у огня, он поленился поклониться должным образом. – Что я намерен делать и сегодня ночью.
Она стиснула зубы, чтобы сдержаться и не дать ему сокрушительный отпор.
– Как любезно с твоей стороны. – Ей удалось подавить свой порыв.
– Совершенно согласен… это более чем любезно с моей стороны – подыгрывать твоим замыслам.
Катарина подняла кусочек коры, отвалившийся от одного из горевших поленьев, и принялась щипать его. В глубине души закипал гнев. Дыхание, казалось, со скрежетом вырывалось из горла.
– Что ты хочешь знать? – выдавила она.
– Давай начнем с простых вещей. Сколько тебе лет?
– Двадцать восемь.
– Замужем?
Усмешка сорвалась с губ прежде, чем она успела удержать ее.
– Все зависит от того, кто тебя спрашивает, – ответила она.
– Я спрашиваю тебя.
Она подняла голову, удивленная серьезностью тона, который уловила за, казалось бы, беспечными словами.
– Сомневаюсь, что кто-нибудь у тебя об этом спросит, полковник.
– И все же я прошу тебя ответить.
– Нет, я не замужем.
– Была когда-нибудь?
Во рту у нее внезапно пересохло, и она тихо ответила:
– Нет.
Катарина скорее почувствовала, чем увидела, как Александр слегка расслабился, затем услышала, как он чуть слышно произнес ее имя:
– Катарина Анна Магдалена фон Мелле, – затем добавил громче: – Мелле довольно далеко отсюда.