Сергей Степанов - Царская невеста. Любовь первого Романова
Соболий мех ценится в Европе очень дорого по причине своей красоты. Этот мех носят на шапках и на воротниках, чтобы он был виден снаружи и украшал. А русские люди, даже низшего сословия, подбивают соболями шапки и шубы, но так неудачно, что снаружи ничего не видно, и таким образом они делают большие расходы совершенно всуе, поскольку эта отделка остается скрытой и нисколько их не красит. У других народов жемчуг – женское украшение, и стыдно было бы мужчине украситься жемчугом. Русские люди это женское украшение без всякой меры нашивают на шапки и на воротники. А ведь, насколько мне известно, жемчуг не водится во владениях вашего царского величества, его привозят из других стран за большие деньги.
– Что присоветуешь? – спросила Марья. – Переменить платье на немецкое?
– Шутишь, свет мой Машенька! – развеселился Михаил Федорович. – Это государыня спрашивает, – объяснил он Бильсу.
Не видя доктора из-за занавески, Марья по шуршанию одежд поняла, что он отвесил глубокий поклон.
– Премного благодарен Вашему Величеству за то, что вы изволили спросить совета у столь скромного человека, как ваш покорный слуга. Быть может, Его Царскому Величеству, вашему будущему супругу, угодно будет пригласить портных из разных стран с образчиками своего искусства и выбрать наилучший покрой? А потом издать указ о воспрещении носить роскошную и неудобную для работы одежду.
– Ну, уж нет! – засмеялся царь. – Статочно ли дело переменить платье отцов и дедов! И я такого указа не дам, и дети мои и внуки никогда не велят носить кургузое немецкое платье. Но ты говори, говори, дохтур! Потешь нас! Что еще ты советуешь переменить?
– Жилища, ваше величество! Когда я подъезжал к Москве, она имела весьма живописный вид. Но подъехав ближе, я испытал горькое разочарование. Издали Москва выглядит великолепным Иерусалимом, вблизи – убогим Вифлеемом. Весь город выстроен из дерева, кроме немногих церквей. Дома достаточно обширны по голландским меркам, но в них нет никаких удобств. Окна – низкие и узкие, а часто вместо окон только отдушины, так что люди слепнут от дыма. Даже в домах богатых людей почти нет мебели – лавки и сундуки, на стенах вместо картин или оловянной посуды только паутина. Я слышал, что в Москве и в других городах часто случаются пожары?
– Еще какие! – печально подтвердил Михаил Федорович. – Не токмо бревна сгорают дотла, медь растопляется яко воск и железо толщиной в руку прогорает насквозь. Но то божье наказание за наши грехи. Надо строго исполнять посты и молиться святым угодникам.
– Мне кажется, ваше величество, что действеннее было бы принять меры против пожаров. Приказать вашим подданным осторожно обращаться с огнем и велеть каждому хозяину держать запас воды во дворе. А самое главное, строить из камня. В голландских городах мало земли, дома стоят тесно друг к другу, но они менее подвержены опасности пожара. В наших домах деревянный только остов, который закладывается камнем и глиной. Впрочем, строить дом полностью из дерева было бы непозволительной роскошью.
– В каменных палатах холодно и промозгло, – возразил царь. – Посидишь два-три часа в Грановитой плате, принимая иноземных послов, так иззябнешься весь. То ли дело в деревянных хоромах!
Марье вспомнился огромный королевский замок в Варшаве. По сравнению с ним бревенчатые хоромы государя выглядели скромно. Обидно! Разве король Жигимонт богаче и могущественнее царя всея Руси? После венчания надо будет уговорить Мишу выстроить в Кремле каменные жилые покои. Пусть пока для примера. Ну, не Большие государевы хоромы, а хотя бы каменный терем для царицы. На месте светлого чердака, по которому бродит тень Ивана Васильевича. Небось, как сломают чердак Анастасии Романовой, царь уйдет, не захочет жить в незнакомых стенах. Из камня можно будет построить точно так же, как из бревен. Подклеть со сводами, как кладут церкви, на подклети – крестовая палата в три окошка, передняя изба и опочивальня. Сени и крылечки тоже выложить из камня. А над всеми палатами третьим поясом поставить нарядный каменный терем. Она будет сидеть у окошка и любоваться сверху на сад, который разведут на взрубе. Но Мишу надо исподволь и осторожно подвести к мысли о каменном строении. Он пуглив на все новое.
– Каменные палаты дороги, а лес ничего не стоит, – государь продолжал отстаивать преимущества деревянных хором.
– Зато каменные дома гораздо долговечнее, – почтительно возразил Бильс. – Лучше потратиться на добротный дом, который унаследуют многие поколения потомков, благословляющие своего предка за разумность и трудолюбие, чем спустить деньги впустую. Не примите за обиду, ваше величество, но русские живут не по средствам. Они ютятся в неудобных хижинах, но при этом задают обильные пиры, какие не может позволить себе даже богатый амстердамский негоциант. Я записал в путевом дневнике слова одного русского, который угощал нас в дороге. «Гостьба толстотрапезна», – с трудом выговорил по-русски Валентин Бильс.
– Всего вдоволь значит на пиру, – подала голос Милюкова.
– О, это так и есть! Но зачем задавать пиры иностранцам, когда в доме самая скудная обстановка? Это неразумно, совсем неразумно! Иисус, сын Сираха, говорит о подобных: «кормит и поит неблагодарных и за это слышит горькие слова». Тщеславное гостеприимство и расточительность приводят к жестокости по отношению к подданным. Ибо не счесть людей, которые вменяют себе за честь то, что они много пируют и без причин расточают свое имущество. А когда у них не останется необходимых средств, нещадно притесняют и прижимают бедных подданных, своих соотечественников. Впрочем, я недавний гость во владениях Вашего Величества. Но можно спросить господина Балцера, который прожил в Москве достаточно долго. Действительно ли русские любят задавать роскошные пиры не по средствам?
– О да! Это правда, – подтвердил лекарь, смачно причмокнув губами, словно вспоминая пиры, на которых ему удалось присутствовать… – Но это не так плохо, не так уж и плохо, господин Бильс. Здесь почти нет привычных для Европы развлечений, и пиры отчасти их заменяют. Русские меды восхитительны, вкусны и хмельны!
– Вот именно хмельны! Я заметил много пьяных, в беспамятстве валяющихся на площадях. Мне рассказывали, что зимой многие простолюдины, не помня себя от хмельного, падают и замерзают в снегу. Больше того, я слышал, что даже духовенство подает недостойный пример своей пастве. Пьянство же – самый гнусный из всех пороков и грехов, который делает нас противными Богу, отвратительными для всех народов, ни на что не годными и превращает нас из людей в скотов. У итальянцев, испанцев и турок муж, которого однажды увидят пьяным, теряет все уважение и не считается достойным никакой общественной должности, ни большой, ни малой. У русских же, насколько я заметил, этим даже бахвалятся.
