Лаура Кинсейл - Благородный разбойник
– Ненавижу лошадей, – глухо сказал он.
Сев, Элейн криво улыбнулась. У нее тоже все болело.
– Они хорошо нам послужили. Надеюсь, ваш человек позаботится о них.
– Да, я сказал ему, что делать. – Рейвен перевернулся на спину с несвойственной ему неловкостью. – С моими слугами обращаются хуже.
– Эта верховая лошадь превосходна. Я никогда еще не видела такого замечательного иноходца.
– Можете взять ее себе, и не стоит благодарить. Я ни за что больше не сяду на это норовистое животное.
От его взгляда Элейн покраснела и быстро одернула юбку, чтобы прикрыть голые ноги.
– Мы что, дальше не поедем? Это и есть Авина?
– Нет, она еще во многих лигах отсюда. Но когда Джироламо все устроит, мы поплывем дальше по озеру. А пока обождем тут. Если я сказал Заферу то, что хотел сказать, у нас есть два дня передышки.
– Память до сих пор не вернулась?
Прищурившись, Рейвен уставился на полог кровати, будто смотрел вдаль, затем покачал головой.
– Это сводит меня с ума! Я помню только вино с Морозини... и все. Ничего, что было потом. Я знаю, я собирался... Теперь можно лишь молиться, что это именно то, что было устроено. Но я думал, они ждут нас здесь, а их нет.
Элейн соскользнула на мягкий ковер, подошла к окну и раскрыла ставни. Над вершинами гор сверкало заходящее солнце. Воздух был настолько прозрачен, что она могла различить долины и глубокие ущелья на противоположной стороне озера. Косые лучи золотого света разрезали облака, словно падая из рая.
– Что это за место? – удивленно спросила Элейн. – Оно ваше?
– Задайте свой вопрос Риате, – горько засмеялся пират.
Он сидел, откинувшись на подушки, в великолепно обставленной комнате. Это явно была спальня богатого человека, хотя здесь во всем чувствовалась строгая, изящная простота, без намека на роскошь.
– А это место не осквернили, – заметила Элейн.
– Да. Похоже, мы умеем хранить секреты. – Рейвен обвел комнату равнодушным взглядом. – Никогда еще тут не был. Это одна из комнат моего отца.
Элейн вспомнила, что пират – незаконнорожденный сын, вспомнила, как он называл Джино Навону дьяволом. Говорил, что отец пытался утопить его за ослушание. Она уже по-новому оглядела спальню и обстановку, но все здесь свидетельствовало только об утонченном вкусе, а не о грехе и зле.
– Такого я не ожидала, – призналась Элейн.
– А вы представляли себе камеру пыток? Он не любил кровь на собственных руках. – Пират неожиданно встал, подошел к зеркалу. – Вы только посмотрите на меня! – воскликнул он с хриплым смехом. – Он бы почувствовал отвращение. Я не могу вспомнить даже обычную встречу. Простите меня, сир! Имейте сострадание. Не убивайте меня во сне.
Рейвен с минуту смотрел на себя. Вечерние тени ложились на его лицо, искаженное в зеркале.
– Не убивайте меня, – прошептал он.
– Ваш отец мертв, – твердо произнесла Элейн.
– Да. – Пират глубоко вздохнул. – Да, я привез его и похоронил в соборе Монтеверде. Возможно, я отведу вас туда когда-нибудь, ведьма. И вы зажжете свечу, чтобы он не проснулся.
– Боитесь воспоминаний о мертвом человеке? Вы говорили мне, что не теряете самообладания в любых обстоятельствах.
– Правда? Значит, я упустил из виду своего отца. – Пират снова оглядел спальню. – Мы должны быть крайне осторожными. Тут может случиться такое, о чем даже я не знаю.
– Утешили! Что случится?
Он провел рукой по освещенной солнцем раме зеркала, трогая каждую завитушку.
– Вот. – Его указательный палец остановился за рамой, и он кивнул в сторону кровати. – Смотрите.
Элейн услышала резкий звук и мимолетное движение из-под балдахина. Игла длиной с ее ладонь вонзилась в то место, где должен был лежать пират. Секунду повибрировав, она упала.
– Конечно, яд потерял свое действие, – сказал Рейвен. – Но это было бы весьма болезненно.
Элейн закрыла лицо руками.
– Знаете, что хуже всего? – спросила она, глядя на него из-под ладоней.
– Моя жестокая семья? – пренебрежительно осведомился пират. – Или моя собственная жестокость?
– Что меня это больше не расстраивает.
Он улыбнулся, как будто услышал нечто приятное.
– Я все тут обезврежу. Я довольно хорошо знал отца, чтобы найти все, что здесь установлено.
– Конечно, – ответила Элейн.
– Теперь закроем ставни. Мы не хотим, чтобы какой-нибудь остроглазый рыбак заметил перемены. – Он кивнул в сторону большого мешка, лежавшего на сундуке. – Там мясо, если вы голодны. А после идем купаться. Я уже не могу себя выносить. Я пропах лошадьми.
– Здесь безопасно? – спросила Элейн, глядя на маленькую отмель внизу.
Под стенами замка росли не только розмариновые и лимонные деревья, но даже пальмы, что выглядело особенно странно на фоне темных гор с заснеженными вершинами. Пират остановился, держа в руках два халата, которые взял из отцовского шкафа.
– Вы учитесь спрашивать, – одобрительно произнес он. И, не ответив, пошел дальше по тропе вдоль берега. На ходу он сорвал три желтых лимона с нависающей ветки.
Хотя воздух был теплым, но вода в озере казалась ледяной. Элейн несла в полотняной сумке травы и мыло из оливкового масла, чувствуя слабый аромат, смешанный с запахом розмарина, такой же знакомый, как и сундук Кары, где та хранила свои итальянские сокровища.
Пират вел ее мимо древних колонн, тянувшихся вдоль берега, и теперь, когда они были на дальнем краю полуострова, озеро, казалось, окружало их со всех сторон. Античные колонны и мраморная плитка образовывали просторный сводчатый бассейн, мерцающая голубая вода отбрасывала блики на светлый камень. Громадное оливковое дерево нависло над входом, искривленные ветки и серебристая листва закрывали грот со стороны озера, в скале были вырублены ступени.
Бросив вещи на упавшую колонну, Рейвен без промедления отстегнул пояс с кинжалами, положил его на плоский выступ рукоятками к воде и стянул камзол. Под ним обнаружились щитки из кожаных и металлических полос, закрепленные на предплечьях, а также еще один кинжал в ножнах с внутренней стороны.
Пока Элейн, стоя на последней ступеньке, с изумлением наблюдала за ним, пират сбросил остатки одежды и, помедлив какое-то мгновение, нырнул в пурпурную глубину. Через минуту он снова появился, словно водяной бог, на поверхности, откинув голову, чтобы вытереть руками лицо и волосы.
Потом ухватился за каменную ступеньку и повернулся к Элейн. Синяк под глазом придавал его лицу странную асимметрию, словно на виске была нарисована языческая маска.
