Барбара Картланд - Девственница в Париже
Лицо ее было совершенно бескровным, и женщина поспешно усадила ее на стул.
— Если позволите, я дам вам капельку бренди, мадемуазель, — предложила она.
Гардения кивнула. Она была не в состоянии вымолвить ни слова. Она была на грани обморока и чувствовала легкую тошноту. Бренди, которое подала ей женщина, было крепким и обжигающим. На ее лице появился румянец, и она почувствовала себя лучше.
— Мне нужно домой, — сказала она, — но я не хочу, чтобы мосье знал, что я уехала. Вы меня поняли? Не говорите ему ничего. Чуть позже он сам догадается обо всем.
Служительница была слишком хорошо знакома с причудами и эксцентричными выходками посетителей, чтобы спорить или хотя бы выразить удивление.
— Вы можете выйти через эту дверь, мадемуазель, — посоветовала она. — Никто не заметит, что вы покинули ресторан, а чуть дальше, слева от дороги, вы всегда сможете найти наемный экипаж.
— Благодарю вас, — сказала Гардения, — вы очень добры.
Она дала женщине пятифранковую банкноту — единственное, что у нее было с собой в кошельке, и та рассыпалась в изъявлениях благодарности.
— Я не раскрою рта, мадемуазель, будьте уверены. Только когда они сами придут и поинтересуются, почему вас так долго нет, я скажу, что вы уехали.
— Спасибо вам, — сказала Гардения.
Она прошла в дверь и оказалась в маленьком грязном дворике, заполненном пустыми ящиками из-под вина, мусорными баками и бродячими кошками. Она быстро и решительно пересекла двор и вышла на улицу.
Ей понадобилось лишь несколько минут, чтобы найти стоянку наемных экипажей. Она была пуста, но вскоре подъехал старый фиакр, влекомый еще более старой клячей. Гардения села в него и приказала извозчику ехать к Мабийон-хауз.
Очутившись одна, она закрыла лицо руками, стараясь сдержать слезы. Шок постепенно проходил, оставляя резкую боль в сердце. У нее было такое ощущение, будто ей вонзили в грудь кинжал, и это сделала отнюдь не Генриетта, а лорд Харткорт. Как могла она быть такой наивной и глупой, чтобы не понять, что он имеет в виду? Ей ни на секунду не приходило в голову, что, когда он говорил о том, как увезет ее от тети и будет сам заботиться о ней, он вовсе не имел в виду, будто собирается жениться на ней.
Она пришла к выводу, что ее ошибка была естественной, потому что ее воспитали, как настоящую леди, и в том мире, в котором она жила с отцом и с матерью, если джентльмен ухаживал за девушкой, считалось само собой разумеющимся, что это должно закончиться предложением руки.
Она подумала о Генриетте и признала, что ей не под силу соперничать с таким роскошным, блистательным созданием. Генриетта была права. Было совершенно невероятным, чтобы она смогла надолго удержать интерес лорда Харткорта, и теперь с чувством унижения она поняла, где именно он собирался ее поселить. Дом, о котором он говорил, был, разумеется, тем самым, который сейчас занимала Генриетта.
Гардения закрыла глаза. Ей казалось, что она опустилась на самую последнюю ступень унижения. Внезапно она вспомнила, что Генриетта сказала о тете Лили. Возможно ли, чтобы это было правдой? Неужели все до одного в этом городе безнравственны и порочны? Гардению охватило страстное желание бежать, уехать назад в Англию, забыть обо всем, что здесь произошло, найти себе пристанище среди людей своего круга и вести скромный и добродетельный образ жизни.
Но у нее не было денег, у нее вообще ничего не было. Даже одежда была куплена ее тетей, — родственницей, которую даже продажная женщина могла публично оскорбить.
Пока Гардения добралась до Мабийон-хауз, она дважды чуть не лишилась сознания. Слова Генриетты все еще звучали у нее в ушах, и она с ужасом стала вспоминать все разговоры с мужчинами, которых она встречала со времени своего приезда в Париж. Она начала понимать, что по своей наивности не постигала их истинного смысла. Теперь ей становились понятными и намеки Берти, и притязания графа. Теперь она знала, почему мужчины, посещающие Мабийон-хауз, так откровенно рассматривали ее или почему во время ее прогулок в парке все встречные окидывали ее таким раздевающим взглядом.
— Я должна уехать! Я должна уехать! — шептала она, в отчаянии спрашивая себя, что же ей делать и куда ехать.
Старый вонючий экипаж остановился у дверей Мабийон-хауз. Лакей открыл дверцу и помог ей выйти.
— Пожалуйста, заплатите извозчику, — сказала она, поднимаясь по ступеням. Постепенно к Гардении возвращались силы, и она чувствовала себя в состоянии встретиться с тетей и потребовать от нее объяснений. Ей была уже известна правда, но она хотела получить подтверждение из уст самой герцогини, чтобы развеять последние сомнения. Ее уже обманули однажды благодаря ее наивности и незнанию жизни, и ей не хотелось повторять эту ошибку.
Мажордом поспешно вышел в холл.
— Где ее светлость? — спросила Гардения, и сама почувствовала, как резко прозвучал ее голос.
— Ее светлость еще не спускалась вниз, — ответил мажордом. — Машина была заказана на час сорок пять, — он взглянул на часы, — сейчас только час сорок, мадемуазель.
— Я поднимусь к ней, — сказала Гардения больше себе, чем мажордому.
Не успела она положить руку на перила, как у дверей послышался знакомый голос.
— Я хотел бы поговорить с мисс Уидон.
Лакей шире растворил двери, и она увидела стоящего на пороге Берти.
— Гардения, мне необходимо срочно поговорить с вами. Это очень важно, — сказала он.
— Простите, но… — начала Гардения, чувствуя неприязнь к Берти за то, что он тоже хотел оскорбить ее невинность и столкнуть ее на уровень Генриетты и ей подобных.
— Не будьте идиоткой, — сказал он грубо. — Говорю же вам, это крайне важно.
Он схватил ее за руку и, к ее изумлению, почти силой втолкнул в тот маленький кабинет, в который лорд Харткорт когда-то отнес ее после того, как она потеряла сознание в тот первый вечер. Он вошел вслед за ней, закрыл за собой дверь и прислонился к косяку.
— В чем дело? — спросила Гардения.
Ей не терпелось поскорее добраться до своей тетушки, и ее раздражала любая задержка.
— Послушайте, Гардения, я пришел предупредить вас, хотя этим я нарушаю свой служебный долг, — сказал он. — Вашу тетушку должны арестовать с минуты на минуту.
Гардения уставилась на него, решив, что он лишился рассудка.
— О чем вы говорите? — спросила она.
— Пьер Гозлен находится в Сюртэ с прошлой ночи, — ответил Берти. — Мне сказали, он признался в том, что продавал военные секреты Франции немцам и что ему платил барон фон Кнезбех.
— Барон? — воскликнула Гардения. — Но наверняка моя тетушка не имеет к этому…
